тюрьму, но постеснялся.
     Андрей  умер в  застенке через  три года.  Иоанн  показательно  каялся,
плакал, лил слезы.  Попам было велено разговаривать с ним строго  и какое-то
время "не прощать".
     На возмущение  Историка,  с  чего  это я плету? -- пришлось  предъявить
свидетельство,  что сыновья замученного  остались  в кандалах.  Остались  ли
нетронутыми дочери, современной медицине неизвестно. Историк отстал.
     Тут стали подозрительно часто умирать удельные князья, причем как раз в
процессе  переговоров об  обмене, передаче,  наследовании уделов. С перепугу
все живые начали величать Горбатого Государем.
     Отдельной  строкой  в  Истории наших мрачных  времен  видна  повесть  о
сватовстве и  втором  браке Горбатого. Первая, не  вполне  любимая жена его,
Мария, умерла по обычной причине -- ни с того, ни с сего. Тело ее за два дня
лежания  и  отпевания распухло в несколько раз, поднялось, как  на  дрожжах,
порвало  все покровы. Стали  болтать, что  тут  не  без  яда.  Но  следствие
обнаружило,  что  на  самом   деле   виновато  колдовство:  придворная  дама
Полуехтова  тайком  носила   пояс  покойницы  ворожее  для  каких-то  темных
наговоров...
     Вы уже  приготовились  захватывать лучшие  места у Лобного места?  Зря.
Кина  не будет. Государь по-своему  покарал колдунов: "Несколько лет не велю
пускать  Полуехтову и  ее мужа  к  себе  на  глаза!".  Жесток, но и милостив
Горбатый!
     Да. Ну, надо ж было теперь и жениться. По-настоящему.
     О таких  делах князья  всегда советовались  с  церковными начальниками,
сверялись, что грешно, а что не грешно. Стал совет держать и Горбатый. И вот
как нам увиделся этот марьяжный совет.
     В  думской   палате  сидят  на  лавках   бояре,  митрополит  со  своими
заместителями, мать жениха  --  будущая свекровь  (она тогда еще жива была).
Бояре, набычившись,  трудно  считают варианты  сватовства. Те,  у  кого есть
подходящие  дочери, заметно  волнуются и суетятся.  Но  до смотрин  дело  не
доходит,  потому  что  из  канцелярии  приносят  иностранное  письмо.  Пишет
греческий   митрополит   Виссарион,   перебежавший   из   занятого   турками
Константинополя   в  кардиналы  при  Римском  Папе  (наши  черные  хмурятся,
подкатывают глаза,  делают  губы  бантиком).  Передает Виссарион предложение
Папы Павла II:  "А не  жениться ли  великому князю  московскому на принцессе
Софии?".  Эта  София  --  племянница  последнего   Византийского  Императора
Константина Палеолога, павшего на стенах священного города. Она  -- начинают
врать  Папа и Виссарион  -- уже  отказала двум  крупным  европейским женихам
из-за их католичества. А вам, православным, она будет в самый раз.
     В думе поднимается шум. Бояре кричат, что у этой принцессы приданого --
вша на аркане.  Попы  попроще клянутся,  что точно слышали,  будто София  не
вылазит  из  католических костелов,  соборов и что там у них еще. Мама князя
согласна  на любую  невестку, лишь  бы  девочка была  послушная  и ласковая,
кстати, а пусть-ка Папа пришлет ее портретик.
     Митрополит Филипп прекращает базар четкой, продуманной речью. Аргументы
у него железные.
     1. Ты, государь, грешен. Ой, как грешен, сам  знаешь. Но у Бога ни одна
тварь не остается без надежды на спасение. Вижу путь спасения и для тебя.
     2.  Путь  этот лежит  через женитьбу на  царевне  греческой, наследнице
Императоров  Византийских.  Девка эта -- единственная  труба, через  которую
последняя кровь православных Императоров может потечь дальше.
     3.  Что  она сейчас под католиками -- беда  не велика. Они думают через
нее  тут командовать,  смущать  православных. Обойдутся.  Мы тут  с ней чего
захотим, то и сделаем. В наших-то лесах.
     4.  Зато  теперь  твои  дети,  государь, получатся  внуками  Императора
Византийского. Москва  станет Третьим  Римом, если  Константинополь  считать
вторым.
     5. Это даст нам право  быть вселенским центром православия, а поскольку
оно -- единственно  верное учение,  то и  вообще -- центром  христианства  и
новой обителью Бога на Земле.
     6. И  дальше  нам никто не запретит построить  великую  Империю,  новое
царство Божье на земле. К счастью, Константинополь -- под турками, Иерусалим
-- под арабами, Рим -- под всякой блудной сволочью.
     7.  И  этими  богоугодными  делами ты, государь, искупишь свои  великие
грехи, как предок твой, святой равноапостольный князь Владимир, искупил свой
блуд и невинную кровь  крещением Руси.  И  тоже, кстати, через  женитьбу  на
дочери Императора.
     8. Так что, потомки твои, государь, впредь будут  именоваться Царями, а
потом -- тоже Императорами.
     -- А мне можно? -- наивно спросил Горбатый.
     -- Можно, -- натужно выдавил митрополит, -- сначала только Царем.
     Тут митрополит заулыбался. Его не поняли, и всем стало радостно.
     На самом деле, митрополита молнией  пронзила счастливая  мысль, что при
быстром  оформлении  дела  он, пожалуй, успевает  побыть Патриархом.  Как бы
православным Папой, наместником правильного Бога среди неправильных религий,
церквей и сект.
     Дело было  решено, и  в  Рим  галопом отправился  московский итальянец,
монетных дел  мастер  Ванька  Фрязин.  Он  околачивался  в  Москве и  принял
православие,  видать, из-за  неточного печатания иностранной валюты. Фрязину
велено было ориентироваться  на месте, и он  стал втирать Папе и кардиналам,
что  как только  София  переступит  кремлевский  порог,  так сразу  же  Русь
бестолковая примет покровительство Римского престола.
     --  А  князь ваш  ее слушать  будет?  -- спрашивали сваты,  подливая  в
золотые кубки кровь Христову.
     --  Будет!  --  уверенно  крестился  слева направо  Иван.  -- Он у  нас
недоумок, и кличка у него -- Горбатый. Так что, сами понимаете...
     В  художественных   мастерских  Италии  бушевало  позднее  кватроченто,
поэтому  Фрязин быстро вернулся с приличным портретом невесты,  потом погнал
обратно -- изображать  жениха при обручении. В  июне 1472 года София кружным
путем, через Средиземное море, Атлантику и Балтику двинулась в дикие края. К
октябрю добралась до Ревеля. По всей русской дороге новгородцам, псковичам и
прочим было заранее велено сытить меды, варить  пиво и гнать самогон. Вкусно
обедая и  сладко  выпивая,  гости  заехали  в псковскую  Троицу.  Тут хитрая
принцесса вывернулась из рук  конвойного  кардинала Антония, стала с  нашими
любезничать, креститься  наоборот,  а красного католического  батюшку  силой
заставила  целовать  гадкую православную  икону  Пречистой Девы.  Чуть  было
Антоний  не  вернул  под  иконостас  давешнюю  выпивку  и  закуску.  Утешала
кардинала только острая мысль  о предстоящих хлопотах во славу Божью.  Нужно
было в Москве переоборудовать под венчание какой-нибудь  бывший православный
храм,  научить местных  служителей правильно  вести  службу  или хотя бы  не