благоговения.  Однако  по  сравнению  с испытаниями и бедствиями всей России
это  всего  только  капля, горькая и жгучая, но капля, и не сопоставить ее с
океаном, в котором она составляет лишь малую часть.
     Давайте же исследуем этот океан.


                                Часть третья

АДМИНИСТРАТИВНАЯ ССЫЛКА


                                 Глава XXII

НЕВИНОВЕН - ПОТОМУ НАКАЗАН

     Мы  описали полный цикл судебной процедуры в царской России - от ареста
до  Сибири,  но она далеко не включает всех карательных средств, применяемых
правительством в его борьбе против революции.
     Суд  по самому своему назначению должен иметь дело с фактами. Какими бы
они  ни  были  жестокими,  как  бы  судьи  ни  жаждали  выполнять  повеления
начальства,  приписывать ложные побуждения и карать незначительные нарушения
закона  драконовскими  мерами  наказания,  они  все  же  вынуждены на чем-то
основывать  свои  обвинения.  Другими словами, они не могут осудить человека
только  потому,  что он невиновен. Если у него найдут революционную листовку
или  он  предоставил  свою  квартиру  для  революционных  целей,  его  могут
приговорить  к  смертной  казни.  Но  если невозможно уличить его ни в одном
проступке  или  приписать  двусмысленные речи и неблагонамеренное поведение,
суд  обязан  вынести  оправдательный  приговор.  Это  зависит  не от качеств
судей, а от назначения самого суда.
     Поэтому  обычные  методы обвинения, по существу, ограниченны. Они могут
применяться  лишь  против обвиняемых, проявивших явные признаки враждебности
по  отношению  к  существующему  строю, открыто или тайно выступавших против
правительства.
     Но  как  же  поступать  с  теми,  кто  не  совершали  никаких  подобных
преступлений,  однако  же  есть  все  основания  полагать,  что они рано или
поздно способны их совершить?
     Приведем  пример.  Человека,  имевшего  тайные сношения с революционной
партией  и  навлекшего  на себя подозрения, арестовывают, допрашивают и, как
обычно,  вдосталь  истерзав  его, держат несколько месяцев в тюрьме. Но ни в
показаниях,  ни каким-либо другим путем нельзя найти ни малейших улик против
него.  Нет  никаких  оснований  считать  его  скомпрометированным:  при всей
изобретательности    полиции   невозможно   включить   такого   человека   в
обвинительный   акт   по   делу  его  предполагаемых  сообщников  и  друзей.
Приходится  выпустить  его  на  поруки,  и  он  вызывается  в суд просто как
свидетель.  Но  своим  поведением  на  допросе  и  суде,  стремлением давать
показания  не против подсудимых, а, наоборот, в их пользу, этот человек ясно
показал, что он единомышленник в душе, если и не соратник на деле.
     В  другом случае прокурору, возможно, и удалось собрать какие-то жалкие
крохи  сомнительных  улик,  и  он  включает  арестованного  в  обвинительное
заключение.  Но  улики  так  маловероятны,  что  у суда при всем его желании
уважить  прокурора  нет другого выбора, как либо оправдать подсудимого, либо
вынести  ему  условный  приговор. Однако имеются все основания предполагать,
что  арестованный  такой  же  "злонамеренный",  как  и  его  друзья, которых
удалось   упечь   на   каторгу.   Кто   может   поручиться,  что  отсутствие
доказательств  не  чистая  случайность?  И даже если он до сих пор ничего не
совершил  -  о  чем это говорит? Лишь о том, что ему не представился случай,
вот  и  все!  Будучи  революционером  по  убеждениям,  он  непременно начнет
действовать  при  первой  же  возможности.  Это всего только вопрос времени.
Разумеется,  его  надо  освободить  из-под  стражи, но только с тем, чтобы в
случае необходимости немедленно снова арестовать.
     Разве  полиция  позволит  людям,  уже попавшим в ее сети, уйти с миром?
Это  было  бы  так  же нелепо, как дать военнопленным вернуться во вражеский
стан. Такое совершенно недопустимо.
     Но  оставим  юридические  соображения  законникам и рассмотрим вопрос с
другой,   общечеловеческой,   точки   зрения.   Возьмем  человека  настолько
безупречного,   что   его  нельзя  ни  арестовать,  ни  вызвать  в  качестве
свидетеля.   Но  "на  основании  полученных  сведений",  то  есть  донесений
филеров,   полиция  убеждена,  что  он  социалист.  Когда  существует  такая
уверенность,  то  отсутствие  доказательств уже никого не смущает. Полиция и
прокуроры   очень   высокого   мнения   о   честности   и   прямоте  русских
революционеров  и  твердо  знают,  что  у  них хватит мужества защищать свои
убеждения  и  действовать  только по велению совести. Недостаток улик служит
лишь тому, чтобы усилить подозрения полиции.
     Тот,  кто  имел  дело  с  нашими  прокурорами  и  жандармами, не мог не
слышать  десятки  раз  стереотипную  фразу:  "Мы очень хорошо знаем, что нет
улик  против  имярек  -  вашего  мужа,  брата, сестры или друга, но это лишь
делает  их  еще  более  опасными;  они  так  ловко все устроили, что полиция
ничего  не  может  найти".  Раз обнаружили волка под овечьей шкурой, то надо
принять  все меры, чтобы обезвредить врага порядка и общества. Если бы слова
"порядок"   и   "общество"   применялись   в   их   общепринятом   значении,
правительство  любой  страны,  возможно,  сочло  бы  целесообразным  выждать
немного  и  до  некоторой  степени  уступить  соображениям  общей  пользы  и
благопристойности.   Но   если   "порядок"  означает  собственную  шкуру,  а
"общество"  -  собственный  карман,  то  это  уж  становится психологической
невероятностью.   Правительство,   хозяйничающее   в   государстве,   как  в
завоеванной  стране,  правительство,  окруженное  со  всех  сторон  врагами,
естественно,  направляет все свои помыслы на обеспечение собственной защиты,
обладая  тем  более  неограниченными  возможностями  обеспечить  эту  защиту
наилучшим  образом.  И  такое  правительство неизбежно должно было дополнить
обычное  судопроизводство  еще  другой,  более  быстродействующей  и хитрой,
системой,  предназначенной  возместить  потери  и  исправить ошибки, то есть
осуществить  то,  что,  по  сути своей, разумеется, не способна была сделать
прежняя система.
     Новая  система известна под названием "административная процедура". Она
предусматривает  разделение  функций.  Суд  карает,  правительство принимает
предупредительные  меры.  Суд  имеет дело с преступниками, правительство - с
намерениями.  Суд  обыскивает  жилища и карманы, правительство заглядывает в
души и читает мысли.
     Когда  власти  решают,  что  человек  злонамеренный, они ставят его под
надзор полиции.