разговорах,  словах.  И  он хуже преступника потому, что является источником
заразы.  Когда  ты подходишь к человеку, он с тобой разговаривает, а раз это
лицо  злонамеренное  и  его политические убеждения опасны, то, если дать ему
волю,  он  неизбежно  будет  отравлять  своим  ядом  всех,  с кем приходит в
соприкосновение.  Поэтому  его  необходимо  изолировать,  даже  в  месте его
изгнания.   Мало   того.   Образованный   человек  может  заразить  даже  на
расстоянии.  С  помощью  писем  или  через печать он может развратить людей,
которых никогда не видал. Поэтому его необходимо отрезать от всего мира.
     Вот  полиция  и  действует  на основе этих принципов. Приведу несколько
выдержек  из  Правил для лиц, ссылаемых в административном порядке. Согласно
этим  Правилам  от  12-25  марта,  "запрещается:  1)  всякая  педагогическая
деятельность;   2)  принятие  к  себе  учеников  для  обучения  искусству  и
ремеслам;  3)  чтение  публичных  лекций;  4) участие в публичных заседаниях
ученых обществ и вообще всякого рода публичная деятельность"!
     Далее,   им   не   дозволяется   работать   печатниками,   литографами,
фотографами,  библиотекарями  или  служить  в подобных заведениях в качестве
агентов,  служащих,  мастеров  или  простых  рабочих; запрещается заниматься
продажей книг или других печатных материалов (статья 24).
     Все  другие  занятия (?), дозволенные законом (скажем, физический труд,
для  которого большинство политических ссыльных мало пригодны), разрешаются,
но  местный  губернатор  может  воспретить  избранное ссыльным занятие, если
последний  использует  его  в  злонамеренных  целях  или  вследствие  особых
обстоятельств  оно  может  представить  угрозу общественному порядку (статья
28).
     Статьей   21  запрещается  использование  ссыльных  на  государственной
службе  или  в  местных общественных учреждениях, кроме как переписчиками, и
то  по специальному разрешению министра внутренних дел. Статьей 27 врачебная
и  фармацевтическая  деятельность  тоже  разрешается  лишь  по  специальному
разрешению  министра.  А  так как разрешение министра получить не легче, чем
добиться  отмены  приказа  о  высылке,  эти  запреты  практически  ничем  не
ограничены.
     Но   если   правительство  лишает  ссыльных  почти  всякой  возможности
обеспечить  себе  средства  к жизни, то справедливость требует, чтобы оно их
содержало.   Оно   так   и  делает,  некоторым  образом,  конечно.  Ссыльным
выплачивается   пособие  от  казны  -  шесть  рублей  в  месяц;  в  северных
губерниях,  где  жизнь  дороже,  -  восемь  рублей. Но столько получают лишь
высланные   из   привилегированных   сословий.   Те,   кто   принадлежат   к
непривилегированным  сословиям,  получают  ровно  половину.  Как  можно себе
представить, этого хватает лишь на жизнь впроголодь.
     Приведу  еще  статью  37  Правил,  которая  звучит  как злейшая ирония:
ссыльные,  уклоняющиеся от работы от лени, праздности или вследствие дурного
поведения, лишаются казенного пособия!
     Но  любопытнее  всего  статья  29.  Она гласит: "Министр внутренних дел
уполномочен   запретить   непосредственное   вручение  поднадзорному  писем,
которые   должны   передаваться   почтой   начальнику  местной  полиции  или
жандармского  отделения.  После  этого письма могут быть переданы ссыльному,
если  в  них  не  обнаружено  ничего  предосудительного.  В противном случае
конфискованные  письма  препровождаются  в жандармское отделение. В таком же
порядке   письма   от  ссыльного  предварительно  прочитываются  означенными
властями".
     На  деле,  как  мы  прекрасно знаем, эти правила применяются в обратном
смысле:   вся  переписка  ссыльных  отдается  под  особый  контроль  местной
полиции. Исключения из этого правила чрезвычайно редки.
     Не  трудно  представить  себе, какова жизнь в подобных условиях. Но для
иллюстрации  и с целью облегчить течение моего повествования я, с разрешения
читателя,  опишу  жизнь  в  ссылке  группы  моих друзей. Те, кто расположены
доверять   лишь   собственному   воображению,   могут,  конечно,  пропустить
следующую  главу.  Так  оставим  же  в стороне законы, правила и параграфы и
обратимся  на  мгновенье  к  существам  из  плоти  и  крови,  изучим глубоко
интересную и малознакомую сторону человеческой жизни.


                                Глава XXIII

ЖИЗНЬ В ССЫЛКЕ

     Ранним   июньским  утром  1879  года  ссыльные  Городишка,  маленького,
жалкого  городка  на  берегу  Белого  моря,  собрались  на пристани. Их было
человек  тридцать,  и  все  они  были  непохожи  друг  на друга по виду и по
физическому  состоянию:  молодые  и  старые,  здоровые  и дряхлые, одни были
одеты  по-городскому,  другие  -  по-деревенски:  в пальто, холщовых блузах,
пледах,  куртках.  Они  расхаживали  взад  и  вперед  по  пристани,  стояли,
прислонясь  к  перилам,  сидели  на  тюках  и  стояли  небольшими  группами,
разговаривая  с  рассеянным  видом людей, думающих о чем-то другом. Время от
времени  они  с  любопытством  и  нетерпением  вглядывались в даль, вверх по
реке. Оттуда должен прийти пароход, которого они ждали.
     В  Н-ске,  университетском  городе  на  юге России, произошли серьезные
беспорядки.   Возникнув   в  университете,  как  чаще  всего  бывало,  из-за
недоразумения  с  профессором,  волнения быстро охватили весь город. Человек
сто  студентов  были  исключены  из университета. Большая часть из них и еще
несколько  человек, которых арестовали, но не считали удобным дольше держать
в  тюрьме,  были отправлены прямехонько в ссылку. По установившемуся обычаю,
их  разделили  на  небольшие  группы: "зачинщиков" распределили по различным
городкам  Сибири,  а менее скомпрометированных отправили в Приморье. Одна из
этих  групп  должна  была  прибыть  в  Городишко  -  событие, с которым наши
ссыльные  горячо  поздравляли  друг друга. Может, и нехорошо было радоваться
чужому  несчастью,  да  и  прибавление  еще  шести  человек  к трем десяткам
умирающих  с  тоски  людей не сулило особого веселья. Но жизнь этих тридцати
была  до  того  невыносимо  скучной,  что на любое новое событие, даже самое
незначительное,  смотрели  как  на  счастье.  Ведь  новые  товарищи прибудут
оттуда,  "с  воли",  как  почти  в  насмешку говорят русские люди. Во всяком
случае,  они  привезут с собой струю новой жизни, как бывает, когда тюремная
дверь,  приоткрывшись  на  миг, впускает в камеру дуновение свежего воздуха.
Поэтому  ссыльные  были  так  рады и готовили своим новым собратьям радушную
встречу.
     Им  пришлось долго ждать, так как от волнения собрались на причале часа
за  два  до  прибытия  парохода,  который,  как  водится  в  России,  еще  и
опаздывал.  Но  долготерпение вошло уже в привычку у этих людей, вынужденных
покориться воле провидения, и у них и в мыслях не было роптать.
     Молодой  одессит  Урсич,  недавно  сосланный за участие в демонстрации,