поместье Хуана де Вальтивьеры; ему прочли приговор о лишении сана,  и  затем
он был осужден носить санбенито и удалиться навсегда  из  округа  мурсийской
инквизиции. Другой, Хуан д'Авилес, алькальд  германдады  Алькантарильи,  был
осужден как подозреваемый в магометанстве и приговорен к ношению санбенито и
полугодичному заключению в тюрьме инквизиции.
     VII. Среди многоженцев  этого  аутодафе  я  встречаю  четырех  человек,
заслуживающих особого упоминания вследствие обстоятельств их процессов.
     Хуан Наварро Алькатете, по  профессии  пастух,  явился  на  аутодафе  с
дроковой веревкой [838] на шее, с картонной митрой  на  голове  и  свечою  в
руке. Он получил двести ударов кнута в Мурсии и столько же  в  Лорке,  месте
его пребывания. Он произнес отречение от ересей как сильно  подозреваемый  и
потерял половину своего имущества. Он избег  наказания  галерами  вследствие
его преклонного возраста и слепоты. Его преступление состояло в том, что  он
женился на третьей жене, когда первая и вторая жили еще  в  Лорке.  Каталина
Перес де Ита была второй женой Наварро, а ее сестра, Хуанна  Перес  де  Ита,
его третьей женой. Их отец, Хуан Перес де Ита, согласился  на  этот  двойной
брак за деньги, которые предложил ему Наварро. Этот мотив  увлек  также  его
дочь Каталину, которая очутилась в тройном брачном союзе, так как ее  первый
муж еще был жив, когда она согласилась выйти за Наварро, а  некоторое  время
спустя вступить и в третий брак.  Ее  приговор  был  одинаков  с  приговором
Наварро. Сестра ее подверглась двумстам ударам кнута. Их отец был  выставлен
на посмешище толпы в Мурсии и Лорке. Мне кажется, что наказание  этого  отца
было слишком мягким и не пропорциональным другим, потому что его  вина  была
больше вины дочерей.
     VIII. Я нахожу ту  же  несправедливость  в  двухстах  ударах  кнута,  к
которым присудили Антонио Мартинеса, человека бедного и пожилого, тогда  как
удовольствовались  половиной  этого  наказали  за  такое   же   преступление
полигамии для Хуана Гарсии и  Хуана  Эрнандеса  Дельгадилъо,  хотя  не  было
указано, что оба последние были старше его по годам.
     IX. 15 марта  1562  года  происходило  новое  аутодафе,  состоявшее  из
двадцати трех осужденных, сожженных живьем, и семидесяти  трех  епитимийных.
Все они были наказаны как иудействующие. Среди первых отметим:  брата  Луиса
де  Вальдеканъяса,  францисканца,  происходящего   от   еврейских   предков,
осужденного за проповедь иудаизма; Хуана де  Санта-Фе,  Альберта  Хуареса  и
Пабло д'Айльона, присяжных; Педро Гутьереса, члена муниципалитета,  и  Хуана
де Леона, городского синдика.
     X. Другое аутодафе в том же городе происходило 20 мая 1563 года. На нем
сожгли семнадцать человек живьем и четырех в изображении;  сорок  семь  были
присуждены  к  епитимьям.  В  числе  сожженных  было   шестнадцать   человек
иу-действующих и один магометанин.  Среди  эпитимийных  одиннадцать  человек
были примирены с Церковью как подозреваемые в  лютеранстве,  тринадцать  как
многоженцы,  двое  произнесли  отречение  от  иудаизма   и   пятеро   -   от
магометанства; трое были наказаны как богохульники, четверо  -  за  то,  что
утверждали, что простой блуд дозволен, а один - за  защиту  того  же  мнения
относительно кровосмешения;  другие  высказывали  разные  предположения  или
еретические, или отзывающиеся ересью. Было также объявлено  об  освобождении
от суда одного обвиняемого. Я упомяну тех, кого заставляет отличить их  ранг
или процессы, которых представляли несколько замечательных обстоятельств.
     XI. Дон Филипп Арагонский, сын султана Феца и Марокко [839],  явился  в
Испанию еще молодым.  Он  сделался  христианином.  Его  крестным  отцом  был
Фернандо Арагонский, вице-король  Валенсии,  герцог  Калабрии,  старший  сын
неаполитанского короля Федериго III [840].  Ни  его  сан  сына  султана,  ни
преимущество  иметь  крестным  отцом  принца  не   показались   инквизиторам
мотивами, достаточными, чтобы  избавить  его  от  выставления  на  публичный
позор. Они велели привести его на торжественное аутодафе с картонной  митрой
на голове; митра заканчивалась длинными рогами и была покрыта  изображениями
чертей. В таком виде его допустили к публичному примирению с Церковью, после
которого он был заключен на три года в монастырь, а затем изгнан навсегда из
города Эльче, где он  жил,  и  из  королевств  Валенсия,  Арагон,  Мурсия  и
Гранада. Инквизиторы очень расхваливали мягкость этой  епитимьи  и  публично
сообщили, что милость, которую они оказали дону Филиппу,  была  мотивирована
его решением,  когда  он  узнал  о  своем  обвинении,  предоставить  себя  в
распоряжение инквизиторов, вместо того чтобы  скрыться,  что  он  легко  мог
сделать. Что думать и чего ожидать от этих служителей правосудия, когда  они
говорят о снисхождении по поводу публичного опозорения  царского  сына,  его
трехлетнего заключения и вечного изгнания? Я  не  претендую  здесь  защищать
дона Филиппа; но важные соображения могли  бы  заставить  внести  величайшие
смягчения  в  его  наказание.  По-видимому,  после  он  проявил  интерес   и
склонность к культу Магомета; помогал многим отступникам и явился пособником
и укрывателем еретиков. Согласно документам процесса он вступил в договор  с
чертом и предался черной магии и колдовству.  Его  демон  назывался  Хагуах.
Когда дон Филипп вызывал его и кадил ему стираксовой смолой, он появлялся  в
виде малорослого смуглолицего человека, одетого в черное,  и  учил,  как  он
должен поступать в своих действиях и чарах. О нем говорили, что  он  вылечил
от многих болезней при помощи дьявола; однако не было и речи о том, чтобы он
умерщвлял маленьких детей, как рассказывают о многих других чернокнижниках.
     XII. Лиценциат Антонио де  Вилъена,  уроженец  Альбасете,  священник  и
очень уважаемый при дворе проповедник, появился на аутодафе в  рубашке,  без
шляпы на голове, со свечою в руке. Он произнес отречение от ересей как легко
подозреваемый. Его примирили с  Церковью;  он  был  приговорен  к  годичному
заключению,  без  права  священнослужения.  Он  был  лишен  навсегда   права
проповедовать, изгнан на два года из Мадрида и обязан был заплатить  пятьсот
дукатов на издержки святого трибунала. Все его преступление состояло в  том,
что он дурно говорил об  инквизиции  и  жаловался  на  главного  инквизитора
Вальдеса, говоря между прочим, что ни ангелы, ни дьяволы, ни люди  не  могут
его понять; он говорил также, что Вальдес стал его гонителем, но он надеется
найти  удобный  случай  пожаловаться  на  Вальдеса  королю.  Он  имел  также
несчастье (истинное преступление в глазах инквизиции!)  разоблачить  систему
тюрем  святого  трибунала,  будучи  дважды  заключен  в  них  за   некоторые
неблагозвучные выражения. Он сообщил эти подробности и выдал секрет  святого
трибунала, вопреки данному под присягой обещанию ничего не  обнародовать  из
того, что он узнал. Он утверждал также, что один человек  был  приговорен  к
сожжению вследствие показаний лжесвидетелей, что какая-то римская  булла,  с
которой он познакомился, заслуживала только  презрения,  что  испытанные  им
преследования были делом Вальдеса. Говоря о другом узнике,  он  рассказывал,
что следует торопиться принести от двора хорошие рекомендательные письма для
него, без чего его не замедлят отправить на эшафот. Прибавляли,  что  он  ел
мясо по пятницам и поддерживал преступные сношения с двумя сестрами.
     XIII. Луис д'Ангуло, священник из  Алькареса,  произнес  отречение  как
сильно   подозреваемый   в   ереси.   Ему   было   пожизненно   отказано   в