больший ужас к инквизиции, чем внушали его  предшествующие  аутодафе.  Педро
Эрнандес был примирен с Церковью в 1561 году как подозреваемый  в  иудаизме.
Он заболел в 1564 году и через посредство своего духовника попросил свидания
с инквизиторами. Один из них отправился к нему на дом, и Педро  сказал  ему:
"Когда я был привлечен к суду, я отрицал все на моем первом допросе; затем я
подал заявление и для  своего  извинения  в  сокрытии  истины  сообщил,  что
поступил таким образом, потому  что,  исповедавшись  у  одного  французского
священника, я получил от него отпущение. Это была неправда; но теперь,  видя
себя в опасности скорого отчета Богу, я пожелал очиститься от этой лжи,  вот
почему я попросил выслушать меня". Инквизитор  представил  это  заявление  в
трибунал; последний, жадный до крови несчастного, велел его взять с  ложа  и
перенести в тюрьму. Педро умер там  на  третий  день.  Были  ли  инквизиторы
людьми?
     II. В том же году трибунал приговорил к епитимье  мориска  из  Ориуэлы,
молодого человека  двадцати  четырех  лет,  обвиненного  в  магометанстве  и
чернокнижничестве. Его  доносчики  докладывали,  что  он  излечивал  больных
недозволенными способами, полученными вследствие  договора,  подписанного  с
чертом, и для доказательства этого приводили пример одного действия, которым
он вернул мужу жену, связанную с другим чернокнижником.  Нашлись  свидетели,
дурные или глупые люди, удостоверившие это безумие, и мориск был  отведен  в
секретную тюрьму. На первом своем  допросе  он  признал  факты,  только  что
рассказанные мною, и сообщил некоторые другие, возражая, что он  никогда  не
заключал никакого договора с чертом, он  обладал  данною  ему  одним  мавром
книгой, в которой нашел заклинания дьявола,  способные  излечивать  болезни,
если сделать указанные там лекарства, что он вернул здоровье  многим  лицам,
исполняя предписания книги, и слова, произносимые им, исцеляли болезни, быть
может, не сами по себе, а благодаря действию лекарств, употребляемых им, или
самой природой. Невозможно себе  вообразить,  к  чему  только  не  прибегали
инквизиторы,  -  к  пытке,  лукавству,  ко  всякой  неожиданности,  -  чтобы
принудить мориска сознаться в том, что он подписал договор с Люцифером  или,
по крайней мере, дал обещание культа  суеверного  почитания,  признавая  его
божественность и могущество. Этот последний случай был  единственным,  когда
дело о колдовстве могло быть передано трибуналу веры.  Жажда  овладеть  этим
делом  привязала  к  следам  несчастного  обвиняемого  низких   приспешников
инквизиции. Мориск понял, что  выйдет  из  тюрьмы  только  для  того,  чтобы
отправиться на эшафот, если не призвать на помощь ложь, что он и сделал.  Он
сказал, что подчинился власти  сатаны;  что  призывал  сатану  для  придания
действенности и необходимой силы своим чарам, читая формулы из своей  книги;
что демон являлся ему в виде черного безобразного человека, одетого в рыжее,
в сопровождении множества других чертей; что они очень шумели  вокруг  него,
но  оставались  невидимыми;  что  он  приказывал  черту   доставить   куклу,
представлявшую больного;  черт  торопился  повиноваться;  к  этой  кукле  он
прикладывал мази, произнося заклинания и применяя лекарства, предписанные  в
книге, как будто трудился над человеком, которого хотел  исцелить,  а  затем
повторял эти действия над самим больным; что тем  не  менее  он  никогда  не
почитал  его  и  черт  никогда  ему  этого  не  предлагал;  что  он   всегда
довольствовался  тем,  что  советовал  ему  исповедовать  религию  Магомета,
считать ее истинной и отказаться от веры в Иисуса Христа.  Мориск  прибавил,
что признает теперь  преступность  своих  действий  и  противность  их  вере
католической Церкви и сильно раскаивается в них, умоляя, чтобы ему позволили
примирение его с Церковью и наложили епитимью. Инквизиторы,  в  восторге  от
одержанной победы, присудили своего узника к появлению на публичном аутодафе
10 декабря 1564 года с  санбенито  и  в  картонной  митре,  к  примирению  с
Церковью, получению двухсот ударов кнута и пятилетней службе на галерах (без
санбенито). Несчастный  придумал  появления  чертей  и  разговоры  о  мнимом
подчинении злого духа его приказаниям, убедившись, что это было единственным
средством  избегнуть  сожжения.  Печальное  последствие   форм,   выдуманных
инквизицией для открытия виновных.
     III. 10 июля 1564 года брат Паскуал Перес, белец, произнесший  обеты  в
ордене иеронимитов, родившийся в деревне близ  города  Сан-Фелипе-де-Хатива,
двадцати семи лет  от  роду,  был  арестован  и  отведен  в  тюрьму  святого
трибунала. Его обвиняли в том, что он  покинул  свое  звание  и  женился  по
соседству с городом Эльче, где он жил. Первый  вопрос,  обращенный  к  нему,
был: знает ли он повод, по которому его посадили в тюрьму. Он отвечал,  что,
вероятно,  из-за  женитьбы,  на  которую  он  решился,   хотя   был   связан
торжественным обетом монашеской жизни. Он признал этот поступок  грехом.  На
вопрос, явилась ли мысль о греховности после брака или же она  была  у  него
уже при женитьбе, он отвечал, что в пору брака был занят  единственно  своей
страстью  и  отвлечен  от  всего   другого.   Инквизиторы   не   были   этим
удовлетворены, потому что его ответы не позволяли заключить,  считал  ли  он
сладострастие вещью дозволенной. Они прибегли к  средствам,  которыми  умели
хорошо пользоваться, и обвиняемый сознался 17 сентября 1565 года, что, выйдя
из своего монастыря, думал о том, что не может жениться  по  причине  обета,
произнесенного им при вступлении в монашескую жизнь; но впоследствии  дьявол
искусил его и он подумал, что по отказе от монашеского образа жизни его обет
уничтожен. Инквизиторы ничего не  требовали  больше:  этого  признания  было
достаточно, чтобы высказаться, что расследование этого дела принадлежало им,
- претензия, которую нельзя считать не чем  другим,  как  захватом  светской
юрисдикции,  потому  что  сознание   монаха   не   представляло   верования,
противоположного какому-нибудь определенно выраженному постулату  веры.  Как
бы то ни  было,  они  приговорили  брата  Паскуала  к  произнесению  легкого
отречения и передаче в  распоряжение  приора  монастыря  с  тем,  чтобы  тот
наложил на него в своем братстве  епитимьи,  установленные  против  монахов,
публично согрешивших,  и  после  четырехкратного  отбытия  их  запретил  ему
навсегда выход из монастыря и перемену его на другой.
     IV. 9 декабря 1565 года справляли  в  Мурсии  новое  аутодафе.  На  нем
появились  четыре  человека,  приговоренных  в  сожжению;  двое  как  заочно
осужденные были сожжены в изображении, и сорок шесть человек  приговорены  к
епитимьям.
     V. 8 июня 1567 года  происходила  другая  подобная  церемония.  На  ней
сожгли шесть человек живьем, сорок восемь подверглись епитимьям.
     VI. 7 июня 1568 года в Мурсии было сожжено еще  двадцать  пять  человек
как еретики и тридцать пять подозреваемых были  присуждены  к  епитимьям.  В
числе  последних  находился  Хинес  де  Лорка,   новохристианин   еврейского
происхождения.  Мадридские  инквизиторы   приказали   его   арестовать   как
подозреваемого в иудаизме вследствие  сообщения  шести  свидетелей,  которые
среди пытки назвали его своим соучастником. Во время его заключения в тюрьме
заслушали семь новых свидетелей. Можно предположить, что эти показания  были
получены от других узников или вследствие жестокости пытки, или  по  причине
страха,  пагубные  последствия  которого  мы  видели  в  истории   Мельхиора