Испании, хотя бы опубликованные труды  не  заслуживали  клейма  еретических.
Достаточно противоречить  общепринятым  мнениям,  чтобы  иметь  справедливый
повод  для  опасения.  Если  бы  это  опасение  не   останавливало   успехов
человеческого разума, я был бы обязан согласиться  с  приверженцами  святого
трибунала; просвещенная публика будет судьей в этом вопросе. В ожидании  мне
казалось полезным познакомить ее на этот счет со взглядами  предшествовавших
мне некоторых ученых людей.
     XIV. Карл III, пожелав узнать дела  иезуитов  и  другие  вещи,  имевшие
отношение к ним, велел в 1768  году  созвать  совет,  составленный  из  пяти
архиепископов и епископов: ему следовало заняться трибуналом инквизиции и  в
частности вопросом о запрещении книг. Заслушали дона Хосе Моньино, графа  де
Флорида-Бланку, и дона Педро Родригеса де Кампоманеса, графа де Кампоманеса,
королевских прокуроров в совете Кастилии. Эти  два  лица  3  мая  1768  года
прочли доклад, из которого я приведу  некоторые  извлечения,  которые  могут
увеличить интерес к этой части моей истории.
     XV. Когда заговорили о тайном проникновении папского бреве от 16 апреля
1767 года, относящегося к иезуитам, другого бреве от 30  января  1768  года,
касающегося дел герцога Пармы,  и  некоторых  других  подобных  распоряжений
римской курии, эти два министра  выразились  так:  "Совет  хорошо  знает  об
интригах  папских  нунциев,  ведущихся  вокруг  инквизиции  для   достижения
определенной цели тайными маневрами. В продолжение первых  пятнадцати  веков
Церкви в Испании не было трибуналов инквизиции. Одни  епархиальные  епископы
ведали учением; гражданские суды судили и приговаривали к наказанию еретиков
и  богохульников.  Злоупотребление  запрещениями  книг,  налагаемыми  святым
трибуналом, есть один из источников невежества,  господствующего  в  большей
части нации... Согласно самим буллам, создавшим  святой  трибунал,  епископы
являются судьями вместе с инквизиторами, а иногда и  главными  судьями  дел,
зависящих от этого  трибунала.  Эта  юрисдикция  епископов  достигалась  ими
вследствие их сана и пастырского долга, самого уважаемого  во  всей  Церкви.
Почему же естественные судьи споров, могущих возникнуть о пунктах учения и о
нравственности верных, не имеют никакого влияния  и  не  принимают  никакого
участия ни в этих запрещениях, ни в выборе  квалификаторов?  Таким  образом,
содержание книг трактуется с небрежностью,  которая  вызывает  и  упрочивает
жалобы рассудительных людей... Допустим, что распоряжения Бенедикта  XIV  не
были достаточно ясны; но этого нельзя  сказать  о  тексте  бреве  Иннокентия
VIII, который приказывает инквизиции  в  судопроизводстве  следовать  путем,
согласным с правосудием. Есть ли в этом приказе что-либо более справедливое,
чем требование о выслушивании сторон? Разве не  противно  интересу  публики,
чтобы  книги,  полезные  для  просвещения  подданных,  запрещались  в   силу
пристрастного к ним отношения  и  в  виду  каких-то  частных  соображений?..
Прокурор мог бы сказать об этом гораздо больше, если бы он  распространился,
насколько позволяет предмет,  для  доказательства  того,  как  злоупотреблял
трибунал во все времена своей властью путем запрещения таких учений, которые
сам Рим не осмеливался осудить, как, например,  четыре  тезиса  французского
духовенства [896]. Прокурор мог бы  также  сослаться  на  то,  как  трибунал
поддерживал идею о превосходстве власти римской курии над  светской  властью
королей и, наконец, как  он  внушал  доверие  к  другим  мнениям,  не  менее
достойным порицания. Если нарисовать полную картину деятельности  трибунала,
то стало бы с несомненной очевидностью ясно, что  этот  трибунал  настойчиво
покровительствовал и поощрял злые выпады, производимые  ежедневно  духовными
лицами, которым позволяют так поступать вопреки требуемому уважению к королю
и его магистратам.  Священники  -  монахи  Общества  Иисуса  овладели  духом
святого трибунала со времени  малолетства  Карла  II,  когда  иезуит  Иоганн
Эбергард Нитард, духовник королевы-матери, был главным  инквизитором...  Еще
не забыт последний Индекс, опубликованный в 1747  году.  Касани  и  Карраско
(оба - иезуиты) подделали и затемнили  все  к  позору  трибунала.  Факт  был
настолько известен и имел такие огромные последствия,  что  давал  серьезное
основание если не для полного упразднения инквизиции, то для  реформирования
ее: ведь инквизиция пользовалась своей властью во вред государству,  чистоте
морали и христианской религии... Можно сказать, что Индекс, составленный для
Испании, противоречит правам государя  и  просвещению  подданных  в  большей
степени, чем Индекс, известный в  Риме.  При  последнем  дворе  относятся  с
величайшей осторожностью к  выбору  квалификаторов  и  пользуются  некоторой
умеренностью в деле запрещения книг, причем здесь никогда не  прислушиваются
к частным интересам... Мы  не  можем  воздержаться  от  почетного  отзыва  о
докладной записке, представленной Боссюэтом [897] Людовику XIV [898]  против
главного  инквизитора  Рокаберти,  по  поводу   постановления,   вынесенного
толедским трибуналом, в котором он  осуждал  как  ошибочное  и  раскольничье
учение, отказывавшее папе в прямой или косвенной власти  лишать  королей  их
владений... Королевский прокурор не может  скрыть  от  себя,  что  трибуналы
инквизиции составляют ныне самую изуверскую корпорацию государства, наиболее
пристрастную  к  иезуитам,  изгнанным  из   королевства;   что   инквизиторы
исповедуют абсолютно те  же  принципы  и  те  же  учения,  и,  наконец,  что
необходимо совершить реформу в инквизиции".
     XVI. В своих заключениях королевские прокуроры  предложили,  что  ввиду
распоряжения 1762 года и необходимости обеспечения его исполнения приказать,
чтобы святой трибунал обязан был  выслушивать  авторов  книг  до  запрещения
последних, согласно предписанию буллы  Хлопочи  и  заботься  ("Sollicita  et
provide") Бенедикта XIV. Трибунал должен удовлетворяться  запрещением  книг,
содержащих заблуждения в области  догматов,  суеверия  или  учения,  имеющие
элементы  моральной  распущенности,  но   необходимо   избегать   запрещения
произведений,  защищающих  прерогативы  короны,   не   арестовывать   и   не
задерживать ни одной  незапрещенной  книги  под  предлогом  ее  очистки  или
квалификации и предоставлять эту заботу тому, кто является ее собственником.
Должно  обязать  представлять  королю  подлинники  своих   постановлений   о
запрещении книг до их опубликования, а в совет Кастилии - бреве, которые ему
будут посланы, с тем чтобы они получили одобрение Его Величества.
     XVII. Совет Кастилии одобрил в согласии с архиепископами и  епископами,
составлявшими чрезвычайный совет,  мнение  обоих  королевских  прокуроров  и
представил его Карлу III. Монарх пожелал узнать мнение дона Мануэля де Роды,
маркиза де  Роды,  министра  юстиции.  Этот  сановник  (один  из  выдающихся
литераторов, которых Испания произвела в минувший век)  вручил  королю  свое
мнение  весной  того  же  года;  оно  целиком  согласовалось  с  высказанным
прокурорами. Он прибавил к нему следующее:
     "5 сентября 1761 года король Неаполя, узнав о том,  что  происходило  в
Риме  по  поводу  осуждения  книги  Мезангюи  [899],  запретил   сицилийской
инквизиции и всем высшим  духовным  лицам  стран,  подчиненных  его  власти,
печатать или публиковать каким бы ни было образом приказы без разрешения Его
Величества... Я находился тогда в Риме и потребовал у  Его  Святейшества  от
имени Вашего Величества возмещения за покушение, совершенное его  мадридским