вынудить меня, чтобы я разорвался в Марокко шрапнелью.
   - Совершенно верно, -  сказал  Терра,  -  поскольку  я  представитель
Кнака. - На мгновенье он заколебался:  договаривать  ли  все  до  конца?
Ланна мог завтра же заключить союз с Кнаком, зная  его,  он  считал  это
возможным. Опасно хорошо ознакомить двух противников друг с другом. "Мне
открыться этому коварному отцу, - а Алиса ждет?" Но он  заговорил:  -  И
должен  сознаться,  представительствую  не  без  усердия.  -  Громко   и
отчетливо: - Я заведую у него  отделом  шпионажа  и  подкупа.  -  Он  не
заметил,  как   Ланна   передернуло.   -   На   редкость   увлекательная
деятельность.  Заглядываешь,  можно  сказать,  в  самое  нутро  мира.  Я
распределяю взятки между членами военных приемочных комиссий.
   - Иностранных, - строго добавил Ланна.
   Терра подхватил:
   - Иностранных.  Конечно,  иностранных.  Само  собой  разумеется,  что
иностранных. Разве я не сказал? В самой Германии подкуп  обходится  пока
что  так  дешево,  что  я  им  не  ведаю.   Впрочем,   вашей   светлости
небезызвестно обычно практикуемое вовлечение государственных  чиновников
в частную промышленность. Я  полагаю,  вы,  ваша  светлость,  достаточно
проницательны, чтобы считать это не  чем  иным,  как  благодарностью  за
оказанные услуги.
   Взгляд рейхсканцлера затуманился.
   Ведь это же неизбежные уступки постепенно меняющемуся порядку  вещей!
Но и рабочие приобретают реальное влияние, - сказал он, пожимая плечами.
   - И даже в международном масштабе, прекрасными речами на  конгрессах,
- подхватил Терра. - Что  можно  возразить,  если  и  тяжелая  индустрия
по-своему  стремится  к  международной  солидарности?  Через  посредство
военной  промышленности  наших  союзников  фирма  Кнак  косвенным  путем
заинтересована и в неприятельской военной промышленности, - произнес  он
громко и отчетливо.
   Наступила пауза. У рейхсканцлера руки свесились  с  поручней  кресла.
Один глаз стал меньше другого, как от внезапной невралгической  боли;  в
остальном выражение лица не изменилось. Терра повторил отчетливо:
   - Мы заинтересованы  в  фирме  Пютуа-Лалуш.  А  в  наших  заграничных
предприятиях опять-таки заинтересована фирма Пютуа-Лалуш.
   - Это невозможно, - сказал рейхсканцлер и встал с  места.  -  Что  же
тогда называется войной? -  Шагая  по  комнате,  он  делал  открытия.  -
Значит, война заключается в том, что эта шайка сообща  загребает  барыши
при любом  исходе.  У  них  взаимная  перестраховка.  Оба  народа  могут
погибнуть, но обе фирмы будут процветать. - Он повернул к Терра покрытое
потом лицо. - Как вы это обнаружили?
   - Я обнаружил еще кое-что другое, о чем пока умалчиваю даже  и  перед
вашей светлостью. Но как молчать о фактах, которые известны всей бирже и
неизвестны только правительству!
   Ланна скорбно, а потому неприятным голосом:
   - Что можно предпринять против этого?
   Терра сел, в то время как рейхсканцлер  стоял.  Он  сел,  потому  что
настал  великий  миг:  сейчас  обсуждался  вопрос   огромной   важности.
Обсуждения же обычно происходят в креслах. Ланна в своей  тяжкой  скорби
даже не удивился.
   -  Введите  угольную  монополию!  -  потребовал  Терра   спокойно   и
невозмутимо. - Государственную монополию на добычу руды и угля. Вот  вам
и  контроль  над  промышленностью!  -  Он  казался  теперь  внушительнее
испуганного Ланна, преимущество было на его стороне. -  Вы  должны  либо
отнять у промышленности ее силу, а сила ее -  это  уголь  и  руда,  либо
сложить оружие. Государство, не имеющее сегодня в своих руках  угля,  не
имеет и власти. Хозяйственной мощью обладает тот, в  чьих  руках  уголь.
Войну решает тот, в чьих руках уголь.  Ваше  государство,  князь  Ланна,
существует милостями угольных магнатов  -  и  даже,  пожалуй,  весь  ваш
класс. - Он проницательно взглянул на Ланна, но тот,  казалось,  не  был
тронут перспективой падения своего класса. - Вы государственный деятель,
- продолжал Терра уже с  горячностью,  -  вы  печетесь  о  благе  своего
народа. Так  уберите  тех,  кто  печется  только  о  собственном  благе.
Сделайте это, пока еще  есть  время,  -  у  вас  его  осталось  немного.
Объявите угольную монополию!
   Ланна пошевельнулся, он отяжелел от неподвижности и молчания.
   - Теперь я снова узнаю ваш прежний голос, - произнес он. - Голос  тех
времен, когда  вы,  милый  друг,  впервые  потребовали  от  меня  отмены
смертной казни. - С этими словами он опустился в кресло. - У  вас  много
идей, - пробормотал он и сделал попытку взять перевес: -  Это  уже  ваша
вторая идея. И ей вы тоже собираетесь посвятить десятилетие?
   - Такого срока у нас нет, - сказал Терра.
   В ответ на его тон Ланна умолк и закрыл глаза.
   - На сей раз это  Колумбово  яйцо,  -  начал  он,  овладев  собой.  -
Угольная монополия!  Само  собой  разумеется,  ее  надо  осуществить  со
временем.
   - Ее надо осуществить немедленно,  иначе  это  отодвинется  на  целую
вечность.
   - Конечно,  милый  друг,  -  примирительно  поддакнул  Ланна.  -  Наш
разговор зашел дальше,  чем  можно  было  предвидеть.  Но,  принимая  во
внимание нашу долголетнюю  дружбу,  меня  вы  могли  без  всякой  боязни
посвятить в свои идеи, - с дружелюбной насмешкой над тем, кто себя выдал
ему. - Ну, рассудим здраво! - заговорил он серьезно и вдумчиво. - Недра,
богатства недр. По глубоко укоренившемуся в народе взгляду, они  испокон
века  считаются  всеобщим  достоянием...  Правда,  это  должно  было  бы
относиться не только к недрам, но и к самой земле, к лугам и  пашням,  -
сказал он, нахмурив брови. - Но тогда землевладельцы упрекнули бы нас  в
социализме.
   -  Вспомните,  ваша  светлость,  о  государственной   железнодорожной
монополии! Теперь очередь за рудниками, но еще не за землевладением.  Мы
не выходим за пределы актуальных государственных нужд.
   - С каких пор вы  занимаетесь  экономикой?  -  спросил  Ланна.  -  Не
забудьте, что руководство  железнодорожным  хозяйством  считается  более
простым, а ведь и оно в ваших кругах уже встречает нарекания.
   - Ваша светлость, вы приводите возражения противника. Если бы  я  так
поступал, фирма Кнак дала бы мне бессрочный отпуск.
   Ланна  опешил:  не  слишком  ли  это?   Но   он   только   сказал   с
многозначительным взглядом:
   - Вы самый редкостный представитель  угольного  магната,  какого  мне
когда-либо приходилось встречать.
   - Я хочу  отнять  у  этих  господ  то,  что  выходит  за  пределы  их