- Именно потому его и любишь, - промолвила актриса.
   Она принялась рассказывать гостье, которая так плохо знала жизнь, что
значит обмануть и потерять того, кто в сущности был единственным.  Потом
снова  прежние  отношения,  новая  измена,  его,  ее,  в   сочетании   с
ненавистью, сопротивлением, верностью.  Удовлетворение?  Счастье?  Почти
нет - из-за неустанной борьбы. Но  верность  нерушимая,  наперекор  всем
житейским законам, ценой унижений и потери своего "я". - Нахмурив лоб  и
отчеканивая слова: - Не будь я опустошена игрой, я,  пожалуй,  могла  бы
любить других. А так он стал моей жизнью.
   Но Алиса Ланна, думая о себе.
   - Только поэтому? - Она погрузилась в размышления: "Неужели и у  меня
это  так,  оттого  что  и  я  предпочитаю  властвовать,  а  не  любить?"
Честолюбие - высшая ступень жалкого снобизма, всеобщего и всеобъемлющего
увлечения. Но даже Белла способна любить! Даже урожденная Кнак на  своих
прочно укрепленных  жизненных  высотах  позволяла  себе  любить  и  идти
запретными путями. Алиса Ланна прижалась к актрисе.
   - Я часто задаю себе вопрос, почему я не принадлежу вашему  брату?  Я
не религиозна... Что же еще? Положение в свете? Пример для народа?  Боже
ты мой, долог ли наш век, - надо спешить урвать свое. И как бы это  было
просто! - Она замолчала, смущенная безотчетным ощущением, что  это  было
бы слишком просто и что воздержанием она глубже мстит своей судьбе... И,
зарывшись в пушистые белые меха, они тесно  прижались  друг  к  другу  -
Алиса и Леа.


   Тут  как-то  особенно  настойчиво  зазвонил   телефон.   Одновременно
ворвалась госпожа Гаунфест-Блахфельдер и тотчас же бросилась к телефону.
   - Из театра? Опять? Хорошо. - И под  диктовку  Леи:  -  Она  даже  не
собирается, у нее мигрень... Вероятно, до тех пор, пока вы не  увеличите
жалованья.
   - Совершенно верно! - крикнула Леа.
   А урожденная Блахфельдер еще бесцеремоннее:
   - Ищите Шумскую. Если она должна заменять Лею, вам ее  не  найти,  мы
спрятали  ее.  Да,  да,  здесь  в  ванной.   Итак,   всего   наилучшего.
Выпутывайтесь сами как знаете, а я хочу выпить.
   Блахфельдер обняла Лею; Алиса Ланна с огорчением заметила,  что  даже
сильный запах алкоголя не отталкивал от нее Лею, не говоря уже о  липких
руках  и  щуплой  фигурке,  истерически  извивавшейся  от  прикосновений
подруги.
   - Через три четверти часа он должен  начать  спектакль.  Как  же  ему
быть?  -  воскликнул  Блахфельдер-младший,  меж  тем  как  сестрица  его
собственноручно готовила себе коктейль.
   Яичный желток обрызгал ей платье,  но  она  тем  не  менее  отклонила
всякую помощь. Впрочем, она уже успела оборвать себе подол. Жемчуг у нее
отстегнулся; всем бросилось в глаза, с  какой  нежностью  Леа  поправила
его.
   - Ваша сестрица обаятельное существо, - с огорчением  услышала  Алиса
ее слова.
   Блахфельдер возразил:
   - Если бы только у нее вечно не  расплывались  румяна!  Достаньте  ей
румяна, на которые не действует алкоголь. - И он  занялся  госпожой  фон
Толлебен.
   Доктор Мерзер тоже был весьма галантен. Стараясь заинтересовать обоих
сразу - супругу дипломата и очаровательного отпрыска  газетного  треста,
он сообщал сведения о международном кризисе. Сведения, полученные фирмой
Кнак, носили тревожный характер.  От  совета  министров,  заседавшего  в
данный момент в Париже, уступчивости  ждать  не  приходится:  кнаковские
доверенные знали об этом из первых рук.
   Шеллен заметил, что его газеты все равно это опубликуют.
   - Только бы не отстать от других!
   - Промышленность готовится к войне, - сказал Мерзер, брызгая  слюной.
Его грязно-желтое лицо покрылось до самой лысины сетью алчных морщин.
   Но Блахфельдер-младший откинулся на спинку стула и  провел  рукой  по
лбу.
   - Ах,  да,  чуть  не  забыл:  в  данную  минуту  французский  министр
иностранных дел  подает  в  отставку.  Одновременно  господин
рейхсканцлер становится князем.
   Молчание. Блахфельдер упивался произведенным им эффектом. Он взглянул
на Алису Ланна, ища подтверждения. Доктор Мерзер склонился перед ней.
   - Ваш высокочтимый папаша станет князем в  момент  объявления  войны!
Как раз сейчас! - с уверенностью сказал он и взглянул на часы.
   -  А  мы  сидим  здесь,  словно  позабытые  нашим  веком,  -  заметил
потрясенный  Блахфельдер;  вслед  за  тем  несколько  минут  раздавались
возгласы изумления, тревоги, безоговорочной готовности, -  последние  из
уст  Беллоны,  урожденной  Кнак.  Леа  Терра,  правда,   примешивала   к
воинственному пылу Европы свой собственный; она заявила, что не подумает
переступить порог театра, пока директор Неккер не увеличит ей жалованья.
   - Неккера надо тоже сместить! - крикнул Шеллен.
   - Все решает соотношение сил! - воскликнула Леа, между тем как  Алиса
и ее брат переглянулись. Ему она говорила, что у  нее  болит  голова,  а
новой подруге - что осталась дома исключительно ради нее.
   - Все решает соотношение сил, -  повторил  в  дверях  чей-то  певучий
голос, и появилась графиня Альтгот в сопровождении депутата Швертмейера.
Они искали господина Мангольфа. Рейхсканцлер не  принимал  никого,  даже
свою старую приятельницу.
   - Правда, что вопрос о пожаловании ему  княжеского  титула  решен?  А
господин фон Толлебен назначается статс-секретарем?
   К Алисе Ланна тотчас же вернулась обычная  насмешливая  сдержанность.
Альтгот знала ее и потому оставила в покое; от себя она добавила:
   - Во всяком случае, ясно, что стадия переговоров позади.  Теперь  все
решает соотношение сил.
   - Разве я этого не говорила? - воскликнула Леа.
   Блахфельдер, намешавшая себе во второй  коктейль  все  виды  настоек,
шумно поддержала ее. Каждый с кем-нибудь  соглашался,  сам  не  зная,  о
каком конфликте идет речь - о театральном или другом. Швертмейер  тщетно
пытался внести ясность. Его лисья физиономия сунулась своим острым носом
в общую беседу и, оскалясь, отпрянула.
   - Почему вы так волнуетесь? - спросил  его  Шеллен.  -  Взгляните  на
Блахфельдера! Он спокойно дожидается Мангольфа. А  Мангольф  возвратится