мрамора. Нино вступил в их круг, но запутался в лежавших на земле сетях.
Из деревянной хижины за деревьями  выбежал  вчерашний  старик,  крича  и
размахивая руками.
   - Не иди дальше, молодой барин, сейчас я их поймаю.
   - Кого?
   - Птиц. Ты не видишь? Вот так я  стягиваю  эти  сети.  Я  могу  сразу
поймать сто штук, - что я говорю, тысячу!  Как  ты  думаешь,  сколько  я
поймал в прошлом году? Тридцать тысяч. Во всей стране...
   Он указал вниз.
   - ...едят моих птиц.
   Мальчик вспылил:
   - Это не твои птицы. Я запрещаю тебе убивать их.
   Старик беспокойно задвигался.
   - Птиц? А для чего же  существуют  птицы?  Их  ловят;  наша  госпожа,
герцогиня, никогда не запрещала этого.
   - Она, конечно, ничего не знает об этом. Поэтому я запрещаю тебе это,
я!
   Он топнул ногой.
   Как безобразен был этот старик: лысый, с высокими плечами, с длинными
хрящевидными суставами, - и он убивал прекрасных птиц. Нино гордым шагом
обошел  кипарисы  и  презрительно  наступил  ногой  на  сети.  Затем  он
направился к спуску. Старик побежал за ним.
   - Молодой барин,  сжалься  над  бедным  стариком,  не  говори  ничего
госпоже герцогине.
   - Я не могу ничего обещать, - отвечал Нино, поспешно уходя.
   "Я, конечно, не скажу ей, - размышлял он, - рыцари не  хвастают.  Это
был настоящий старый колдун. Я не выпущу его из виду: я еще вырву из его
рук все прелестные создания, которые он хотел бы убить".
   Он засвистал, обратив лицо кверху. Там плыли облака: одно было похоже
на женщину в легкой развевающейся одежде; другое,  рядом  с  ним,  имело
форму кольца, а синева, которую оно окружало, показалась  ему  глубокой,
как колодезь - золотой в  глубине,  как  будто  на  дне  его  скрывалась
корона.
   На повороте перед ним открылся сад. Он взглянул вниз на дубы. Длинные
цепи роз обвивали их блестящие  своды  и  реяли  на  заднем  плане,  как
розовый дым. В глубине несколько  белых  известковых  пятен  прорезывали
кусты.
   - Там находится замок, - громко  сказал  Нино.  Он  приложил  ко  рту
сжатую в кулак руку и затрубил, как в рог. Затем он обернулся, как будто
позади него ждала свита.
   - Не правда ли, дровосеки, это замок, где спит Царевна-Роза?  Я  знал
это. Вы, мои егеря, вы, оруженосцы, оставайтесь здесь. Держите  псов  на
привязи. Пусть никто не  следует  за  мной:  изгородь  откроется  только
передо мной. Я прихожу через сто лет.
   Он спустился вниз и, не торопясь, упершись  рукой  в  бок,  дошел  до
балюстрады над террасами. Он сбежал по двум лестницам,  провел  пальцами
по толстым заржавевшим струнам лиры Аполлона - они остались  немы,  -  и
посмотрел вверх.  Лоджия  ширилась  на  солнце,  полная  роз.  Он  опять
поднялся наверх до ее сводов. По перилам он пробрался прямо в заросль из
лавра и роз, из которой она  выступала.  Он  выпрямился  во  весь  рост,
измерил глазом расстояние. Лоджия была защищена низкой, резной мраморной
стеной.  Из-за  нее  выглядывал  выкованный  факельщик.   Нино   удалось
схватиться за него, он подтянулся кверху и перебрался через  ограду.  На
его плече осталась зацепившаяся ветка роз.
   Он не оглянулся: упершись рукой в бок,  вошел  он  в  открытую  дверь
зала. Внутри в плетеном кресле лежала герцогиня. Она опиралась  щекой  о
правую руку. Левая была небрежно опущена вдоль  складок  белого  платья;
медленно скользила вниз выпавшая из нее книга.
   - Милая Иолла, - шепнул он и "милая, милая Иолла",  -  все  громче  и
громче, пока она не услышала.
   - Откуда ты вошел?
   - Из сада.
   - Как это возможно, ведь стена выше тебя.
   - Ты ошибаешься, это возможно. К тому же я хотел этого.
   - Иди-ка сюда, - воскликнула она, быстро поднимаясь. - Посмотри вниз.
Здесь круто, правда, и высоко. Я  и  не  знала,  что  ты  такой  хороший
гимнаст.
   - Этого и нет на самом деле, - краснея, пояснил мальчик. - Но  только
я играл в "Спящую красавицу". Я был принц.
   - Ах! А я...
   - О, нет, не ты, - поспешно заявил он, опуская голову. Но  тотчас  же
опять поднял ее, побледнев.
   - Да, ты, Иолла.
   - Я горжусь этим, - сказала она без улыбки. Она отцепила шипы  с  его
плеча и приколола розы к своей груди.
   - Что ты делал еще? - спросила она.
   - Я запретил низкому человеку делать зло.
   - Надеюсь, он повиновался тебе?
   - Конечно.
   - Ну, ты не потерпел бы непослушания.
   Он совершенно серьезно посмотрел на нее. Она вспомнила  слова  своего
отца:  "Самое  худшее  -  это  если  бы  кто-нибудь   отнесся   к   тебе
непочтительно. Я жестоко наказал бы его. Если бы это было необходимо,  я
велел бы отрубить ему голову".
   Затем она осведомилась.
   - Ты уже знаешь аллею молчания?
   - Кажется, нет.
   - На теневой стороне у откоса. Сегодня после обеда  мы  пойдем  туда,
хочешь?
   После обеда она отдыхала, а он скучал и с любопытством думал об аллее
молчания. Но он не пошел туда. Он  сидел  со  своим  Данте  у  каменного
стола, среди крытой галереи из дубов, в том месте,  где  ее  прорезывали
другие аллеи. Здесь на легком сквозняке шелестели  листья,  и  он  часто
оборачивался, думая, что это ее шаги. Но вдруг в то мгновение, когда  он
углубился в стихи, ее рука легла на его затылок. Он не шевелился, втайне
трепеща - пока она не позвала его с собой.
   Они перешли через холм; высокие  тун  окаймляли  откос,  беспорядочно
переплетаясь ветвями. Между  их  тяжело  благоухавшими  стенами  наверху
разливался  поток  синевы.  По  краям  тихой  дороги  стояли  запоздалые
каменные гости. Мужчины в тогах опирались подбородками на  руки;  мощные