все понимать, над всем властвовать. Он действовал тем, что ехал  к  ней;
чтобы действовать, он последовал за ней в Берлин.
   Лишь приехав,  -  на  станции  ожидал  экипаж,  а  рядом  стоял  один
Мангольф, и Терра вышел медленнее, чем только что  предполагал,  -  лишь
приехав, он понял,  что  не  действовал,  а  чувствовал,  вернее  только
стремился чувствовать. "Чего я ищу здесь, чего я могу здесь искать?" Его
приезд был возвратом к бесцельности, он строго осудил себя за  это.  Все
еще одурачен своими грезами, все еще не настоящий мужчина, - вот и  стой
под мокрым снегом, из-за  глупого  любовного  эпизода,  запоздалого  для
юноши, преждевременного для мужчины.
   Ошеломленный этой внезапной переменой всей  ситуации,  он  подошел  к
Мангольфу.
   - Неужто в самом деле ты?
   Мангольфу   ситуация   представлялась,   по-видимому,    еще    более
сомнительной, это вернуло Терра самообладание.
   - Долго мы будем удивляться, что едем вдвоем  в  этом  экипаже?  -  и
хлопнул друга по колену.
   - Надеюсь, ты не ждал, что в нем окажется графиня  Ланна?  -  спросил
тот.
   - К чему столь  многозначительно?  Я  еду  развлечься,  как  подобает
молодому человеку. Ничего серьезного меня здесь не ждет.
   - Так каждый думает  сначала.  Но  потом  ты  поступишься  внутренней
свободой, лишь бы вырваться. Твои стремления не больше  застрахованы  от
противного ветра, чем мои.
   - Я слышу в твоих словах горечь пережитых неудач.
   - Сегодня вечером Толлебен выезжает в промышленную область, а  завтра
отправляется дальше вместе с женой.
   - Всегда может случиться что-нибудь непредвиденное, - сказал Терра. -
Тебя ничто не поражает в Толлебене? Я считаю его преступником по натуре,
шагающим по трупам.
   - К этому не всегда представляется случай.
   - Он ненавидит Кнака, который после его женитьбы совсем приберет зятя
к рукам, он вообще презирает  брак.  Найдется  какой-нибудь  благовидный
предлог избавиться от жены и сохранить приданое. А ты счел бы  для  себя
неудобным дать свое имя фрейлейн  Кнак  -  после  того  как  она  станет
именоваться госпожой фон Толлебен?
   - Что я могу сказать? Все зависит от обстоятельств.
   Терра,  заранее   подстроивший   эти   обстоятельства,   почувствовал
потребность оправдаться.
   - Я простился с  Леей,  -  заявил  он  с  ударением;  и  на  молчание
Мангольфа: - Полюбуемся пейзажем! - После чего оба молча  стали  следить
из-за пелены мокрого снега, как серые льдины движутся по  реке,  берегом
которой они ехали.
   Стало темнее, раздался собачий лай.
   - Мы в парке, - объяснил Мангольф, и Терра заметил, что они едут  уже
не по сосновой просеке, а по  буковой  аллее.  Усыпанная  сухой  листвой
аллея кончалась  перед  высоко  поднятой  террасой.  У  Терра  создалось
впечатление громады из блеклого камня,  уходящей  куда-то  в  сумеречную
даль. Но экипаж повернул,  остановился  сбоку,  и  дом  оказался  совсем
простым, снизу оштукатуренным, сверху бревенчатым,  с  гонтовой  крышей,
полы и лестницы вытоптанные, как в старом деревенском трактире.  Наверху
квадратная  прихожая,  три  двери,  а  между  ними,  в   свете   висячих
керосиновых ламп, старинные фамильные портреты,  какие  бывают  в  домах
средней руки.
   - Напротив живет Толлебен, я налево, ты направо, - пояснил Мангольф и
открыл вновь прибывшему его дверь.
   В комнате он увидел разрозненную  обстановку  старого  жилья,  но  на
постели  вышитое  белье  и  шелковое  стеганое  одеяло,  -  все  это  он
постарался запечатлеть в памяти. То были предметы из  ее  окружения,  то
был завоеванный им угол под ее кровлей.
   Он подошел  к  окошку  под  самым  коньком  крыши,  отдернул  красную
занавеску и выглянул в ночь, чтобы полностью ощутить, где он  находится.
Неожиданно к нему донесся нежный аромат, на подоконнике  стоял  гиацинт.
Он испугался, потом кровь бросилась ему в голову: она побывала здесь! Ее
рука держала горшок с цветком, которым она  приветствовала  его,  именно
его! Нигде, кроме его комнаты, не было  от  нее  этого  знака  внимания,
сердце его отгадало: этого обещания.
   Он вздрогнул, - горничная явилась доложить, что через  полчаса  будет
ужин. Поспешно переодевшись, он сошел вниз, открыл наугад какую-то дверь
и очутился в гостиной, где одинокие стенные  часы  раскачивали  маятник.
Больше никаких звуков. Кажется, кто-то сидит за  столом?  Он  на  всякий
случай поклонился, но то была лишь тень, - лампу из экономии прикрутили.
Пока   он   стоял,   выжидая,   ему   явственно   послышалось   какое-то
перешептывание, но не у окна. Знакомый голос шептал совсем  у  его  уха,
как  на  исповеди.  Надо  послушать!  Окно  растворилось,  едва  он  его
коснулся; голос доносился снаружи, вероятно с террасы.
   - Как у них все ладится. Плакать хочется оттого, что жизнь может быть
так проста.
   - То, что быстро сладилось, по-моему,  вряд  ли  хорошо  кончится,  -
подхватил другой. - По-моему, нужно долго следовать за случаем, пока  он
не приведет нас туда, где наше место.
   Вздох.
   - Ты, Эрвин, только провожаешь других. Где  твое  собственное  место,
тебе неважно. Ты, как Белла Кнак, примиришься с чем угодно в жизни.
   - Только не с твоим несчастьем.
   - Сколько у нас общего, Эрвин! В нас сидит одинаковое беспокойство, -
но ты плывешь по течению, а я пробиваюсь.
   - Маленькая Алиса, кто тебя так мучает, что ты плачешь?
   - Никто. Не выходи из себя, тебе никому не надо мстить за  сестру.  В
отдельности - никому. Виновата жизнь, какой я ее вижу, - обычно ее стоит
лишь презирать, а нынче вечером, в виде исключения,  стоит  и  поплакать
над ней.
   Пауза. Трепетно-нежный голос брата:
   - Ко всему, ты вряд ли будешь способна влюбиться в подходящую партию.
   - И у тебя иногда открываются глаза? Когда темно и никого нет?
   - Алиса, послушай! Графиня Альтгот предостерегала меня  от  господина
Терра. Говорят, господин Терра не таков,  каким  кажется.  Он,  говорят,
интриган.
   - Если бы это было так просто... - успел расслышать Терра и захлопнул
окно: позади него раскрылась дверь.