хотела поддержать его в борьбе против смертной казни!
   Она торопливо отошла от него и, обороняясь, вытянула  руку.  Наверно,
смех его показался ей недобрым. Лишь сейчас он заметил, что руки у  него
судорожно  стиснуты,  а  мышцы  напряжены  как  для  прыжка.   Бешенство
захлестнуло его, угрозы и проклятия потонули в скрежете зубовном.
   Он дико озирался по сторонам, словно ища спасения и  в  то  же  время
боясь,  как  бы  им  не  помешали.  Между  голыми  кустами  было   узкое
пространство, но достаточное для того, чтобы отомстить за  себя,  прежде
чем умереть самому. Скорчившись и растопырив узловатые руки,  поднимался
к белесому небу  звероподобный  силуэт  какого-то  дерева,  как  эмблема
убийства, а за кустами все громче  клокотала  и  бурлила  вода,  подобно
льющейся крови.
   У нее меж тем, как по волшебству, исчезло с  лица  выражение  страха,
глаза засияли живее, чем всегда, жест,  которым  она  оборонялась,  стал
повелительным.
   - Этого вы тоже не сделаете! - звонко крикнула она. И в  самом  деле,
руки его опустились.
   Обезоруженный, уставился он в землю и пробормотал  только,  чтобы  не
подчиниться, как мальчишке:  "Но  вы  у  меня  в  руках!"  В  ответ  она
засмеялась, немного испуганно, как ему почудилось, но явно храбрясь. Ему
стало ее жаль; все, чем была и что сулила она,  вернулось  вновь,  жизнь
опять завладела им. Но ему стыдно было покориться ей. Он собрал всю свою
гордость и с надрывом швырнул ей в лицо:
   - Я пойду своим путем и жалею вас, что  он  не  стал  вашим.  Теперь,
когда я вас узнал, я не могу вас любить, а вы не можете мне приказывать.
Будущее мое во мне самом. Для зависти у меня слишком много  воображения,
для честолюбия - слишком много уважения к себе, и если  мы  когда-нибудь
встретимся вновь, быть может, я ничего не добьюсь в жизни, но отвоюю то,
над чем вы смеетесь: мое человеческое достоинство! - Метнув ей последний
огненный взгляд, он резко повернулся - и прямо через кусты вихрем прочь,
в суровой гордыне юности.
   - Терра! - крикнул чей-то голос. Он испуганно остановился;  навстречу
шел Эрвин. - Графиня Альтгот, - сказал он невинным тоном, -  утверждает,
будто вы едете с ней в Берлин. Почему так спешно?
   - Мне незачем здесь оставаться. - И еще резче:  -  Избавьте  меня  от
изложения причин, господин граф!
   - Жаль. Мы к вам хорошо относимся - сестра и я. Я тоже... у  вас  нет
дурных умыслов. Я следил за вашим лицом только что, когда вы произносили
свою тираду. Я бы зарисовал вас, если бы сумел.
   После этого гостю представился выбор либо  броситься  на  него,  либо
провалиться сквозь землю. Быть воспринятым как курьез, не заслужить даже
серьезного отношения к себе -  это  утонченное  издевательство  достойно
венчало все, что он пережил здесь!
   - Ваше доверие льстит мне, - сказал он,  внутренне  весь  сжавшись  и
опустив глаза.
   Молодой граф продолжал благосклонно, почти по-дружески:
   - Ведь и у вас есть сестра, фрейлейн Леа...
   - Даже имя! - прорычал Терра.
   А Эрвин пояснил Алисе:
   - И он оберегал  ее  от  малейшего  оскорбления  самым  удивительным,
неподражаемым образом.
   - Вы тоже бываете неподражаемы, - зарычал Терра.
   - Сам не знаю, был бы я способен так забывать себя и  с  таким  жаром
охранять чужие интересы, как вы тогда... - простодушно сказал Эрвин.
   Он собирался изложить весь ход событий,  но  графиня  Алиса  удержала
его. Она видела, что Терра дрожит всем телом. Он непременно заполз бы  в
кусты, если бы ноги повиновались  ему.  Выслушивать  похвалы  себе,  как
рыцарю, защитнику своей сестры, в то самое время как она была на пути  к
скандальному похождению, которое он поощрял! Чем он  стал?  Во  что  его
превратила циничная страсть к игре, привычка безоговорочно сводить счеты
с жизнью, унижавшей его? Он уже  докатился  до  того,  что  способствует
бесчестью сестры... Как в злом кошмаре, до него доносились слова:
   - Ты не поверишь, что это за создание! Я еще не видел такой  красоты,
и сам теперь себе не верю, что действительно видел ее.  У  нее  какое-то
неуловимое сходство с тобой, Алиса.
   Терра поднял отчаянный взгляд к говорившему, но перед ним  была  лишь
молодая графиня.
   - Я поняла, что троим здесь не место. - И она сделала  умиротворяющий
жест.
   - Проститься мы должны без свидетелей, - подхватил он.
   - Не надо горечи! - И она подошла к  нему.  -  Мы  были  так  близки,
пощадим же друг друга!
   Он  склонился  перед  ней,  и  они  бок  о  бок  пошли  назад   между
кустарниками.
   Сколько длилось это молчание смятенных чувств? И вот у него со стоном
вырвалось:
   - Где ты найдешь еще такое обожание?
   - Никогда и нигде, - ответила она,  во  взгляде  ее  была  скорбь.  -
Пожалей меня за то, что я тебя отпускаю!
   - А я? Значит, такова моя доля. Я беспредельно любил тебя.
   - Я все еще тебя люблю, - мягко сказала она.
   Он не выдержал, он склонился к ее рукам,  он  целовал  их  рожденными
болью поцелуями. Ее бледное лицо, по которому текли слезы, было обращено
куда-то вдаль.
   - Может быть, все очень просто? - прошептала она. - Только мы слишком
молоды?
   Он выпрямился, не выпуская ее рук.
   - Но я буду ждать, - торопливо сказала она.
   - Ждать меня, пока я смогу  прийти  за  тобой?  -  так  же  торопливо
спросил он и почувствовал, как руки ее дали ответ.
   Правда, в глазах  друг  у  друга  они  прочли,  что  это  всего  лишь
трафаретные вопросы и ответы юности,  которая  не  хочет  признать  себя
побежденной. Конечно, все могло случиться,  но  их  сердца  сомневались,
даже разбиваясь.
   Стыдливо отвели они глаза и пошли обратно. Теперь  они  спешили,  дом
был уже близко, и перед ним наготове стоял экипаж. В тот миг, когда  они
выходили из-за  прикрытия  последних  кустов,  на  Терра  вновь  налетел
стихийный порыв схватить ее, швырнуть в экипаж и умчать прочь. Его порыв
захлестнул и ее. Потом все оборвалось.