вы сами сообразите, как быть", - писала ему княгиня Лили.
   Сколько  такта  и  практичности!  Если  изобретение  и   изобретатель
преуспеют, то  Терра,  их  спаситель,  с  самого  начала  своей  карьеры
предстанет перед лицом общества в исключительно благоприятном свете. "Ни
один человек в  мире  не  способен  с  таким  рвением  и  знанием  жизни
заботиться о моей пользе. Неразумный юнец счел бы невесть какой  жертвой
женитьбу на ней. Я же знаю, что делаю. Я заключаю брак по расчету".
   Три месяца кряду носился он с  этим  договором,  знал  его  наизусть,
любая фраза могла при желании возникнуть у него перед глазами наяву и во
сне, а то вдруг вспыхивало какое-нибудь одно  слово,  одно-единственное,
которое  могло  оказаться  ключом,  сезамом,  щелкой,   сквозь   которую
засверкают сказочные сокровища. Но тщетно! Договор,  составленный  самим
Каппусом без сучка без задоринки, был несокрушим. И все же опорочить его
было необходимо, опорочить вопреки всему: Терра видел в  этом  для  себя
особый суеверный знак. Тут уже дело было не столько в решающем испытании
собственных возможностей, сколько в попытке доказать, что можно побороть
темные силы словом, только словом.
   Он поручил свою контору заместителю, а сам являлся туда очень  редко.
Много времени он проводил у сестры.
   Актриса жила в мещанском районе города. Дверь чаще всего отворяла она
сама, прислуга приходила всего  на  несколько  часов  в  день;  небрежно
одетая и причесанная, с рассеянным взглядом, вела она  его  к  себе.  Он
садился в угол, она становилась посреди  комнаты  и  декламировала  свою
роль. В его сознании тотчас же возникали роковые слова договора, которые
не оставляли его ни на миг. "Браво! Дело идет  на  лад",  -  говорил  он
время от времени из вежливости и под влиянием располагающей атмосферы.
   Его сестра без труда придала меблированной  комнате  отпечаток  своей
личности, - повсюду пестрые легкие вещицы, шали, шкатулки, искусственные
букеты и кипы затрепанных ролей. Где-то  в  углу  пылился  повернутый  к
стене череп, который дебютантка когда-то захватила в  свое  дерзновенное
житейское плавание. В подсвечники  вставлены  свечи,  для  тех  случаев,
когда задергиваются занавески и юные страдания дают себе волю при ночном
освещении.  А  вот  из  спальни  виднеется  тот  портрет  юноши,   кисти
Веласкеса, в черных мертвенных тонах, что так похож  на  далекую,  вечно
оплакиваемую тень Мангольфа. Но разве там кто-то плачет? Леа заглядывала
в дверь, стремительно перегнувшись;  ее  рука,  помолодевшая,  такая  же
нежная и упругая, как прежде, ухватившись за косяк, взлетала ввысь,  как
рука самого счастья, и она выкрикивала ликующим тоном:
   - Не думаете ли вы, что обойдетесь без меня?
   Поза не менялась, пока звучали слова: "Не думаете ли вы..."  Свет  из
окна падал прямо  на  нее,  волосы  ее  сверкали,  лицо  светилось,  она
откидывала голову, как напоенный солнцем цветок на ветру.  "Браво!  Дело
идет на лад", - с уверенностью повторял брат. "Не  думаете  ли  вы,  что
обойдетесь без меня?" - ликовала сестра.
   Однажды Терра опять отринул и отогнал слово, которое часами под  этот
аккомпанемент кружило вокруг него; другое  выскочило  ему  навстречу  из
ряда слов договора, и радостный испуг возвестил  ему,  что  оно  и  есть
искомое. Он поворачивал его во все стороны, ощупывал, вскрывал до  самой
сердцевины. И наконец застыл неподвижно, даже не дыша. Но вот он перевел
дух мощно,  как  Самсон.  Свершилось!  Орудие  выковано,  сезам  найден.
Победа! Он вскочил с места, ему  хотелось  обнять  Лею;  тут  только  он
заметил, что совсем стемнело и сестры давно нет. Спектакль должен сейчас
кончиться. Из кухни доносился шум; Терра пошел туда.  Кто-то  хозяйничал
там, - оказалось, что Куршмид.
   - Победа, милый друг! - крикнул Терра актеру. - Силам тьмы сегодня не
повезло. Есть в Берлине живодер, у которого в данный  миг  уплывают  его
барыши.
   Куршмид  возликовал,  проникнувшись  важностью  события.  Вокруг  его
беспокойных глаз легли синеватые тени.
   - Я так и знал! - Широкий жест шумовкой. -  Вы  одержите  победу  над
обществом! -  Потом  попросил  мечтательно:  -  Добудьте  мне  билет  на
заседание суда! Лучше никогда в жизни не видеть Кайнца  и  Миттервурцера
, лишь бы мне быть свидетелем вашего торжества  и  вместе  со
всеми чествовать вас.
   Терра пришлось втолковать ему, что это победа без блеска  и  парадной
шумихи. Запись в протоколе, объявленное сквозь зубы определение, переход
к следующему делу... Но все же добыча будет спасена от коршуна, создание
мысли - из когтей стяжателя, человек - от погибели.
   - И в довершение всего, -  сказал  Терра,  выходя  из  кухни,  -  моя
нареченная увидит, чего я стою!
   На парадном стучали и звонили одновременно: Леа.  Она  ворвалась  как
вихрь:
   - Скорей поесть! Я сегодня была в ударе. Публика только ради  меня  и
ходит. Дайте  чего-нибудь  поесть,  я  умираю  с  голоду.  Сбор  на  три
четверти. Шесть вызовов.
   - Неплохо для двадцатого представления, - сказал брат.
   - Двадцать второго!
   - Новая твоя роль будет еще лучше.
   - А я, - отозвался  Куршмид,  суетясь  у  стола,  -  после  того  как
произнесу свои реплики во втором акте, рад  бы  каждый  раз  остаться  и
смотреть тебя, но ведь лучше, чтобы я шел готовить ужин.
   - Совершенно верно, - сказала Леа и принялась за еду.
   - У твоего брата тоже огромная удача, - заикнулся Куршмид.
   - Что ты? - произнесла она с преувеличенным интересом.
   - Теперь он наверняка выиграет дело.
   - Вот как! - бросила она  рассеянно.  И  сейчас  же  спохватилась:  -
Прости, милый! Это, понятно, очень важно и для тебя и вообще. Но вот  ты
надумал что-то и сидишь и ждешь, - правда ведь? - что из  этого  сделают
другие. Я же сама хочу добиться всего. Не только словами, - всем телом я
показываю им, что я такое и чего хочу. Вот взгляни, чем я нынче  сорвала
аплодисменты.
   Она откинула голову, выразительно скользнула  руками  вдоль  бедер  и
застыла в улыбке такого трепетного ожидания, что пауза  и  рукоплескания
напрашивались сами собой. Куршмид и Терра тоже  собирались  захлопать  в
ладоши, но услышали, как кто-то возится у входной двери, кто-то, у кого,
очевидно, был свой ключ. Он вошел: Мангольф. Леа еще была вся ожидание -
душой и телом. Он направился к ней, сперва  медленно,  потом  порывисто,
взял ее руку с бедра, поцеловал и сказал сердечно:
   - Комедиантка, но не плохая.
   Терра  подошел  к  нему,  они  обменялись   рукопожатием,   как   две