Но другой, более смелый голос возмутился в нем: "Нет! Ты будешь  жить
во имя многих. В этом твое отличие".  Он  отворил  окно  навстречу  шуму
стихий, и сразу его внутренняя  тишь  замутилась  и  заволновалась.  Все
мышцы его коренастого тела напряглись, он расставил ноги и уперся руками
в обе стороны оконной ниши, словно силой удерживая распахнутые ворота, в
которые должна хлынуть улица, в которые должны хлынуть все улицы.
   - Аминь, - сказал Терра, снова усаживаясь за  стол.  -  У  меня  своя
определенная задача, скажем между нами: призвание свыше,  миссия  вождя.
Обстоятельства требуют, чтобы она осуществлялась в будничной обстановке,
как обыденное дело. А потому лукавить неизбежно. Моя миссия гласит:  "Да
не будет у вас нужды убивать друг друга". Аминь.  А  теперь  за  работу,
чтобы выбиться из неизвестности! - И он придвинул отброшенный документ.


   Так как о невесте не было ни слуху ни  духу,  он  пошел  к  ней.  Она
оказалась дома. "Недавно?"
   - Нет, порядочно, - сказала она. - Но с нашим объяснением нечего было
спешить.
   - Ты помолодела, если только возможно было стать еще моложе.  Как  ты
этого добилась?
   - Так я тебе снова нравлюсь?
   - Когда мы поженимся?
   - Ты еще не раздумал? Тогда лучше поговорим начистоту. Ты  не  можешь
требовать, чтобы я ради тебя разорилась. Своя рубашка к телу ближе.
   И  тут  Терра  узнал,  что  в   истории   с   Каппусом   он   сглупил
непростительнейшим образом. Всякий другой не стал  бы  выносить  дело  в
суд, а столковался бы с самим Каппусом. Пусть бы изобретатель обрел, что
ему причиталось, а Терра, естественно, должен был потребовать у  Каппуса
свою долю, - иначе к чему вся  затея?  Он  не  понял,  как  ему  следует
действовать, невесту его это ужасно поразило. Счастье, что  она  вовремя
уберегла себя от такой ненадежной опоры.
   - Выйти за тебя, дружок, равноценно самоубийству.
   Терра, не без сожаления, согласился с ней.
   - Такая достойная женщина,  -  я  говорю,  а  сердце  у  меня  кровью
обливается, - имеет бесспорное  право  на  нормального  мужа  из  самого
нормального буржуазного круга. За всю твою благословенную  жизнь  ты  не
сделала для своего преуспеяния ничего такого, что буржуазное общество не
вменяло  бы  в  обязанность  своим   сочленам.   Ты   только   придавала
элегантность своим подлостям, но и это оно тебе со временем простит.
   Она не выдержала и рассмеялась:
   - Какой ты чудак! Приходи почаще! Только предупреждаю -  мои  дела  в
полном расцвете. Спальня остается у меня,  я  продаю  лишь  мавританский
кабинет. В полумраке я больше не нуждаюсь.
   - В том бог свидетель, - сказал он торжественно. Он смотрел, как  она
на полном свету высоко вытянула руки над копной своих огненных  волос  и
поднялась на носки.  Формам  вернулась  прежняя  мягкая  пластичность  и
мускулистая упругость, а краскам - свежесть, как от притока  обновленной
крови: неувядаемая стояла она, сдвинув носки, словно балансируя на шаре,
и медленно вращалась вокруг самой себя.
   - Чудо из чудес, - сказал он. - Как ты этого добилась?
   В ответ она загадочно  усмехнулась  и  звонким,  равнодушным  голосом
позвала кормилицу.
   Кормилица? Ну,  разумеется.  В  этом  и  было  все  дело.  Отсюда  ее
тогдашнее состояние, ее уныние и затея выйти за него замуж...  Кормилица
явилась с новорожденным на  руках.  Старший  мальчуган  держался  за  ее
подол.
   - Это девочка, - сказала мать.
   - Я вел себя как форменный осел, - признал Терра.
   Она лишь пожала плечами. Она не ставила глупость в укор мужчинам,  их
глупость подразумевалась сама собой.
   - Отца ты знаешь, - сказала она на случай, если бы ему  потребовалось
и это разъяснение. Действительно, ему только сейчас пришло в голову  имя
отца; он вспыхнул.
   - Мой сын и дочь господина фон Толлебена - брат  и  сестра?  Этого  в
условии не было.
   Тут явно удивилась она.
   - Что ж теперь поделаешь! - пробормотала она с запинкой.
   - Я не желаю, чтобы они воспитывались вместе. Идем со мной, сын  мой,
- решительно заявил он и протянул руку.
   Мать забеспокоилась.
   - Перестань, пожалуйста! Кстати, ребенок вовсе не от Толлебена, а  от
Мангольфа.  -  И  так  как  он  уставился  на  нее,   словно   собираясь
наброситься: - Ну да, от твоего друга.  Но  ты  навел  меня  на  хорошую
мысль. Я уверю Толлебена, что ребенок от  него.  Ему  это  польстит,  он
обеспечит дочь, а твой друг окажется  в  стороне.  Все  участники  будут
удовлетворены. - Она отошла, напевая, чтобы скрыть остаток беспокойства;
вид у него по-прежнему был грозный. Но вдруг он резко повернулся.
   - Идем, мой сын! - повторил он.
   Пауза. Мать сразу успокоилась и обменялась взглядом с кормилицей.
   - Ну что? Идет он? - спросила она даже без насмешки.
   Тщетно нагибался Терра, протягивая  руку,  -  под  его  жгуче-суровым
взглядом мальчик обошел, от  складки  к  складке,  всю  юбку  кормилицы.
Выглядывая из-за нее, шестилетний мальчуган сжимал рот точь-в-точь,  как
сам Терра.
   - Папа хочет взять тебя с собой, - повторил Терра.
   - А может, ты лучше останешься у мамы? - Она раскрыла  объятия.  -  К
кому ты пойдешь? - И мальчик бросился к ней. - Он слишком похож на тебя,
- сказала мать торжествующе и примирительно. - Потому он так привязан ко
мне.
   - Впечатления, которые ждут его в твоем доме,  бесконечно  ценны  для
многих, но только, пожалуй, не  для  подрастающего  мальчика,  -  учтиво
заметил Терра.
   - Ты находишь, что  в  почтенном  доме  твоих  родителей  тебя  столь
блестяще подготовили к жизни? - возразила она.  И  так  как  он  молчал,
открыв рот: - Ведь ты же до сих пор не уразумел, что такое жизнь!
   Она сочла вопрос исчерпанным и  занялась  прерванными  делами.  Терра
сказал сыну: "Давай мириться", и предложил поиграть с ним.
   Мысленно он решил: "Сегодняшний урок я себе  зарублю  на  носу.  Пора
образумиться. Я повсюду умудрился наглупить и всем стал в тягость".