jhd`~rq,  а  казаки их нагайками, а то и пальнут в их сторону.  Те
разбегаются.
Ночевать в китайских фанзах располагались. Товарищи Андрея -  люди
решительные.  Пинками хозяев на улицу вышвырнут, а если  те  сулеи
дадут,  то в уголочке хозяевам ночевать разрешат. Андрею с ними  и
противно  было,  и  страшно.  Напьются  и  ругаются.  Или  женщину
захотят,   и  давай  к  хозяйке  приставать.  И  рассказы   велись
препохабные  -  где  кто китайку изнасиловал,  фанзу  или  кумирню
ограбил,  лавку разгромил, сулею или ханшин с полки  в  лавке  без
спроса  взял и не заплатил ни копеечки, чоха по-ихнему,  с  дыркой
квадратной посередине медной монетки.
Инженеры   и  техники  запрещали  буйствовать,  наиболее   дерзких
рассчитать и выгнать стращали, но сами ночевали отдельно, не знали
многого.  А  на  просьбы Андрея утихомириться, на  попытки  робкие
защитить китайцев обижаемых, его избили однажды, а потом  и  убить
пригрозили  свои  же товарищи. Из Китая домой не уйдешь,  доносить
начальству  тоже не принято. Да и знал он - нож воткнут  в  спину,
или горло перережут, спящему.


ЖУН МЭЙ. ПЕКИН

В шуан цзян - день осеннего равноденствия - двадцать третьего года
Гуансюя (23.10.1897 г.) в Цзунли-ямынь пришла весть о том,  что  в
Шанхайгуане  убиты двое германских миссионеров. Ли Хунчжан  ужасно
встревожился.
-  Правду  говорят,  -  бормотал он,  трясущимися  руками  вытирая
обильный  пот, выступивший на лице, - кончается веселье - приходит
печаль, кончается радость - приходит горе.
Он  сразу же послал во дворец императрицы за Жун Мэй, с её помощью
надеясь умилостивить императрицу.
-  Опять  в  шуан цзян, - всплеснула руками Жун Мэй, и  сердце  её
заныло  от  тягостных  предчувствий.  -  Что  же  будет?  Германцы
доверятся   нашему   правосудию  или  потребуют  руководствоваться
старинным китайским обычаем: взял в долг - верни, убил человека  -
заплати жизнью?
-  Ох, нет, - дрожащим голосом ответил Ли Хунчжан.  - Уж их  то  я
знаю. В девятом году Тунчжи (1870 г.) в Тяньцзине были убиты  двое
миссионеров   и  сожжено  французское  консульство.  Французы   не
удовлетворились тогда казнью восьми человек. Они требовали  высшей
меры   для   Тяньцзинского  губернатора  и   огромного   денежного
вознаграждения. С тех пор аппетиты варваров значительно  возросли.
Их,  ненасытных,  не  накормишь. Большие,  ох,  большие  несчастья
свалились на Поднебесную.
-  Значит,  надо спешить в Германскую миссию и убедить посланника,
что   местные   власти   и   императорское  правительство   примут
необходимые меры, - порывисто вскочила Жун Мэй. - Может быть,  там
еще  не  знают о случившимся, и не придадут происшествию  большого
значения.
-  Надо, надо, Жун Мэй, - трясся старый Ли Хунчжан. - Вряд ли  это
поможет,  но  принести  соболезнования необходимо.  Миссионеры  не
являются  официальными  представителями державы,  в  жизни  всякое
случается,  может  быть  посланник трезво  оценит  происшедшее,  -
взбодрился  было Ли Хунчжан. Но тут же опять осел мешком.  -  Нет,
это бесполезно. Вспомни, в Берлине мы нанесли визит вежливости  их
старому   канцлеру  Бисмарку,  и  насколько  он  был  высокомерен.
Германцы  давно  зарятся  на  Шаньдун,  их  там  сейчас  развелось
множество.  Губернатор провинции доносит, что ведут себя  германцы
крайне бесцеремонно. Ох, беда, беда...
Тут  примчался  гонец   и  велел  Ли  Хунчжану  срочно  прибыть  к
hloep`rphve Цыси.
-  Пойдем со мной, - взмолился старый Ли, - может быть нам  вдвоем
удастся успокоить императрицу.

Перед  покоями императрицы во дворце уже стояли паланкины  великих
князей  Гуна и Цина. Рослые евнухи выхватили  Ли Хунчжана  из  его
паланкина,  мигом домчали в зал императрицы и бросили  на  колени.
Ему  только  и  осталось, что ударить трижды лбом об пол.  Заметив
прокравшуюся следом Жун Мэй, императрица глазами велела ей  обойти
залу вдоль стены и стать сзади справа за троном.
-  Что  случилось  в Шанхайгуане, Ли Хунчжан? -  зловеще  спросила
императрица.
- Там убили двоих германских миссионеров...
- Кто такие миссионеры и как туда они попали?
Ответил   великий   князь   Гун,  -  Миссионеры   -   это   монахи
многочисленных  религий западных варваров.  По  преданиям,  первые
миссионеры прибыли в Поднебесную еще во времена династии Дун  Вэй.
В  те  же  времена  один  из императоров издал  указ,  разрешающий
религии  западных  варваров  свободно  распространяться  по   всей
Поднебесной. Потом, правда, им было велено убираться вон.  Но  уже
во времена монгольской династии Юань, пятьсот лет назад, здесь,  в
Пекине, тогда Хан-балыке, обосновались два монаха-католика.  Когда
установилась  династия  Минов, их опять  прогнали.  Но  они  снова
пролезли  в  Поднебесную и даже заручились  поддержкой  императора
Ванли.  Но  тогда  уже они обнаглели  настолько, что  потребовали,
чтобы  императоры  Поднебесной признали себя подданными  главы  их
церкви - по их словам святого отца. Император Юнчжэн разгневался и
запретил  распространение этих религий  и даже изгнал  миссионеров
из  Поднебесной. Но эти неугомонные, ужасно пронырливые монахи при
императоре  Даогуане  нахлынули как черви   после  дождя  и  опять
активно принялись распространять свою мутную религию. Нам известны
католические, протестантские, иудейские и православные религии.
-  Хао,  -  недовольно вскричала императрица. - Но что делается  в
Поднебесной сейчас, в том числе и в Шанхайгуане?
-  Каждая из названных религий насчитывает множество сект,  и  все
они  уже  пустили глубокие корни в Поднебесной. Сейчас  в  империи
насчитывается  примерно  семь  сотен  монахов-европейцев,  которые
обратили  в свою веру более миллиона ваших подданных. Особенно  их
много  в Шаньдуне, где  католики-германцы обосновались десять  лет
назад.  Главный  их  миссионер  епископ  Анцер  шныряет  по   всей