пользоваться и такими понятиями, как непуганость, полуприрученность и
прирученность -- по отношению к животным, которых искусственный отбор
отнюдь не преобразовал в специальные одомашненные виды. Полуприрученными и
прирученными являются, конечно, не виды, а индивиды, особи, в лучшем случае
отдельные стада или стаи. Эта прирученность оказывается индивидуальным
признаком, несколько противопоставляющим данного индивида (например, данную
рысь в приведенном примере) прочим особям того же вида. Большее или меньшее
приручение не индивидов, а стад (кабанов) или стай (волков) предполагают в
мезолите. Одомашнением же называется возникновение новых видов, и оно
датируется в основном временем неолита и позже. В настоящий момент в поле
нашего зрения попадает как раз не видообразование, а диапазон явлений от
непуганости до прирученности или, если угодно, симбиотичности, но не в
экологическом смысле, а на уровне нейрофизиологических взаимодействий.

Впрочем, как проведешь жесткую границу между биологической взаимной пользой
и нейрофизиологической адаптацией между индивидами разных видов? Лишь
недавно выяснилось, что подчас бабуин в Африке выступал как бы в роли
пастуха в стадах некоторых парнокопытных. Обезьяна издавала предупреждающие
крики при возникновении опасности, подтаскивала заблудившихся детенышей при
беспокойном крике самок в стаде, но зато, видимо, сама поедала их
ослабевших или больных детенышей, можно предположить, что иногда и сосала
молоко. Готтентоты издавна дрессируют отдельных бабуинов, используя их
инстинкты и превращая в неплохих "пастухов" козьих стад.

По такому образцу мы можем представить кое-что и во взаимоотношениях
ископаемых троглодитид со стадами травоядных. Если не усматривать предвзято
в доисторическом прошлом обязательно войну нашего предка со всем животным
миром, то откроется широчайшее поле для реконструкции его необычайно тесной
и бескровной . связи с этим миром. Это, а не версия об охоте, важнейшая
сторона процесса, который приведет его к порогу очеловечения. Даже в памяти
первых европейских переселенцев в Южную Америку запечатлелось явление
обитания вместе с семьями индейцев большого числа практически бесполезных
разнообразнейших прирученных животных. Но тогда эти нравы и сцены, конечно,
были не более чем реликтом.

В распоряжении биологической науки есть своеобразное средство для
распознания, с представителями каких животных видов троглодитиды ранее
всего и полнее всего находились в мирных взаимосвязях, во взаимном
"приручении". Этим средством познания далекого прошлого ледниковой эпохи
является удивительный факт весьма разной степени приручаемости и
дрессируемости современных зверей и птиц разных видов. Конечно, правы те,
кто утверждает, что разумное применение методики условнорефлекторной
адаптации всегда дает некоторый положительный результат. Но бесспорно и то,
что дрессировщикам в весьма разной степени удается нащупать у того или
иного вида врожденную готовность к восприятию "антропического фактора" их
поведения. По-видимому, практический опыт всякого рода зоопарков, зверинцев
и цирков свидетельствует о худшей в общем приручаемости диких видов
животных Нового Света (где не было ископаемых троглодитид) по сравнению с
животными Старого Света. Вероятно, можно было бы построить целую иерархию
всех животных по степени их на- / следственной приспособленности
воспринимать тормозные или направляющие команды человека. Любопытно, что
хищники Старого Света займут в этой иерархии далеко не последние места, а,
скажем, гиены окажутся одним из самых "легких" объектов для цирковых
дрессировщиков. Со временем с этой палеоэтологической точки зрения ученые
рассмотрят и -- ныне сенсационную -- высокую дрессируемость дельфинов. Во
всяком случае это очень перспективная научная дисциплина: восстановление
ближайшей зоологической среды палеоантропов по коэффициенту дрессируемости
и тем самым синантропичности всяческих видов животных, филогенетически
восходящих к плейстоцену.

Если постараться представить себе, как это полуприручение и приручение
могло протекать на практике, надо выдвинуть на первое место общение
палеоантропа с детенышами животных, может быть, похищение их и
вскармливание. Именно лабильность и адаптивность нервной деятельности в
раннем онтогенезе животных представляли палеоантропу колоссальное
многообразие и могущество средств их "воспитания". Для многих инстинктов в
раннем онтогенезе еще не включены "пусковые механизмы", например подражание
взрослым особям своего вида; поэтому эти инстинкты в раннем детстве могут
быть полностью или частично угашены. С другой стороны, как мы уже знаем,
имитативность особенно сильно действует в раннем возрасте. А став
взрослыми, эти хорошо прирученные особи сохраняли, естественно,
контактность, тормозимость, редуцированность некоторых инстинктов и могли
служить буфером между себе подобными и палеоантропами.

Все сказанное -- лишь подступ к проблеме: вскрыв явление и механизм
интердикции (см. гл. 5, разд. VI), следует ли сразу переходить к зачаткам
второй сигнальной системы в общении между людьми или нужен данный
посредствующий блок -- ив эволюционно-биологическом и в
нейрофизиологическом смысле. Второе вероятно, но сегодня мы можем только
предположительно говорить об этом и указать разрозненные симптомы из разных
сфер знания, свидетельствующие в пользу возможного появления в будущем
цельной концепции.

В современной человеческой речи в отличие от звуков, издаваемых животными,
господствуют звуки, производимые струей выдыхаемого воздуха; животные,
напротив, как правило, используют вдыхаемую струю. Но человек все же
использует и этот прием "инспираторных" шумов. Я имею в виду не то
исключение из общего правила, что в языках бушменов и готтентотов налицо
немного инспираторных, в том числе щелкающих, звуков, подобных звукам
подзывания животных, чмокания и т. п. Но дело в том, что и во всех
человеческих языках такие инспираторные звуки используются в качестве
междометий или в обращении к животным. Это дает основание считать такие
звуки остатком древнейшей стадии . Следующий логический шаг, может быть, и
ведет к представлению, что древнейшая "звуковая речь" адресовалась не от
человека к человеку, а от человека (точнее -- его предка) ко всевозможным
иным животным. Ныне в обращении с животными мы употребляем не только эти
оставшиеся от прошлого вдыхательные звуки, но и особые интонации,
недопустимые по отношению к людям.

Наряду с такими частными звуками и интонациями замечено вообще явление