реакции всевозможных животных на сам звук человеческого голоса -- будь то
речь или пение. Индейский писатель-натуралист канадец Вэша Куоннезин (Серая
Сова) описал, как шаг за шагом он выработал некое специальное слово,
произносившееся с одной и той же интонацией на определенной высоте звука.
Автор пишет, что это слово приобрело "магическую силу" над зверями -- оно
их успокаивало, освобождало от тревоги. Если при его неожиданном появлении
на виду у белок, мускусных крыс, бобров, лосей или при любом необычном
звуке все они тревожно замирали, "словно каменные изваяния", то стоило
произнести это уже привычное им всем слово (хоть звуки его были чужды
зверям от природы), -- все они, как один, оживали и продолжали прерванную
жизнедеятельность .

Никак невозможно утверждать, что миф о пении Орфея, зачаровывавшем всех
птиц и зверей, отразил какую-нибудь реальность. Но вот наблюдения из моего
личного, куда более скромного опыта: когда я пел в лесу для собственного
удовольствия, не раз птицы поднимали галдеж; когда однажды запел вблизи
лошади, она ответила ржанием; когда пел в присутствии собаки
(эрдельтерьер), она интенсивно подвывала. Интересно, что в особенности эти
подражательные звуки вызывали самые высокие тона моего голоса.

Некоторым людям свойственно умение подражать голосам разных животных. Но
лишь единожды был описан, а именно голландским врачом Тульпом в XVII в.,
"блеющий юноша", не обладавший ни в малой степени человеческой речью, но
приспособившийся к блеянию, поскольку он вырос среди диких овец в горах
Ирландии. Однако описание Тульпом особенностей морфологии его черепа делает
более вероятным то, на первый взгляд совершенно невероятное, предположение,
что это был вовсе не человек, а реликтовый палеоантроп. Если так, он мог
"разговаривать" с животными, но еще не с людьми.

Все это -- разрозненные клочки, которые невозможно пока соединить даже в
сколько-нибудь цельную гипотезу. Пока назовем это лишь допущением. Подражая
видовым голосам животных, в немалой части представлявшим собой неадекватные
рефлексы, палеоантроп был вооружен сильным и небывалым оружием: он вызывал
их имитативно-интердиктивную реакцию. В своем еще нечеловеческом горле он
собрал голоса всех животных раньше, чем обрел свой специфический
членораздельный голос. Итак, если наши реконструкции и допущения
справедливы, палеоантроп занял совсем особое место в мире животных. Этот
эврибионт, даже убиквист, т. е. обитатель неограниченно разнообразных
биотопов, был абсолютно безопасен для всех зверей и птиц, ибо он никого не
убивал. Но зато он как бы отразил в себе этот многоликий и многоголосый мир
и смог в какой-то мере управлять поведением его представителей благодаря
опоре на описанные выше механизмы высшей нервной деятельности.

II. Некоторые механизмы нейросигнального взаимодействия между особями и
популяциями палеоантропов

Социальная психология как наука будет неполна, ибо не сможет вести нас в
глубины истории и доистории, пока не включит в себя асоциальную психологию.
Последняя должна состоять, очевидно, из двух разделов: а) криминальная
психология (психология преступлений), б) патологическая психология
(психопатология). Но криминальную психологию нам придется отложить: слишком
много изменялось в истории в представлениях о "норме" и "преступлении".
Революционер считался (и в капиталистических странах считается)
преступником, его казнили, или ссылали, или держали в заключении. Джордано
Бруно тоже был казнен как преступник. "Подрывные" мысли преследовались как
преступление, хотя в другую эпоху они же вознесены как величайшая
общественная ценность. Как показал французский исследователь Фуко, еще в
XVII и XVIII вв. во Франции преступники и умалишенные содержались в одном
заведении, так как сводились к некоему общему социальному знаменателю --
ненормальному поведению , иными словами, нарушению принятых в данном
обществе и в данное время норм социального поведения. Но мы обратим главное
внимание на психопатологию как еще один источник, способный вести
исследователя в глубины той дивергенции, с которой пошел род людской.

Психическое заболевание не установлено, пока нет ненормального поведения.
Что же такое ненормальное поведение в самом широком обобщении? Это не те
или иные действия, а невозможность их корректировать извне, т. е. привести
в соответствие с требованиями среды или отдельных людей. Следовательно,
ненормальность с точки зрения психологии -- это невнушаемость. Такое V
определение справедливо для любого общества, для любой эпохи. Что именно
внушается, какие именно нормы поведения, речи и мышления -- это исторически
изменчиво. Но психическая болезнь состоит в нарушении элементарных
механизмов, с помощью которых вообще люди подвергаются суггестии со стороны
других людей (исключение составляют слабая олигофрения, т. е. дебильность,
и микроцефалия, при которых внушаемость, напротив, гипертрофирована).

Болезнь ли это в точном смысле слова, т. е. имеются ли нервно-мозговые
нарушения во всех случаях отклонения человека от нормального диапазона
внушаемости? Еще сравнительно недавно все психические заболевания делили на
две группы: органические и функциональные (чисто духовные). Только у первых
поддавались наблюдению и определению те или иные нарушения в
нервно-мозговом субстрате. Сюда относятся опухоли, повреждения
кровоснабжения мозга, инфекции, интоксикации, травмы, врожденные аномалии
морфологии мозга, нейрогистологические изменения. Функциональные же
заболевания представлялись бестелесными. По поводу них возможны были
философско-психологические спекуляции.

Но вот стена, разделявшая эти две группы, была пробита. Роль тарана пала на
фармакологию: оказалось возможным "средствами химии лечить дух" . Вернее,
химия не лечит сам корень болезни, а компенсирует нечто, порождающее
ненормальное поведение, подобно тому как издавна компенсируют близорукость
и дальнозоркость с помощью очков или -- с более недавнего времени -- диабет
с помощью инсулина. Но это "нечто", подправляемое химией, будет выглядеть
как некоторое число разных явлений, пока мы не сумеем свести его к единому
явлению -- к проблеме внушения.

Однако, прежде чем прийти к такому обобщению, нужно сделать другой очень
важный вывод из великих фармакологических побед над "нематериальными"
психическими процессами. Раз химическими средствами можно воздействовать на
самые различные формы ненормального поведения (как и обратно -- делать