условия, или океан останавливает перемещение дальше вперед. Но торможение
может быть и иного рода: настигают новые волны человеческой миграции,
отрываться все труднее. И вот рано или поздно в разных местах не в одно и
то же время, но в общем повсюду приходит пора нового качества: взаимного
наслаивания мигрирующих популяций неоантропов, откуда проистекают попытки
обратного, встречного переселения. Теперь люди все чаще перемещаются не в
вовсе необжитую среду, а в среду, где уже есть другие люди, пусть и редкие,
где земли, растительности и живности хватает, но где необходимо как-то
пребывать среди соседей. Иссякает отлив, начинается прилив. Люди
возвращаются к людям. Или -- что равнозначно -- они уже не отселяются, они
остаются среди людей.

Вот этот второй, обратный вал перемещений неоантропов и есть уже не просто
история их взаимного избегания или избегания ими палеоантропов, но начало
истории человечества.

Конечно, на деле первый вал и второй не были строго разделены во времени:
первый в одних географических областях еще продолжался, когда в других
началось и зашло далеко встречное или обратное движение. Земля начала
покрываться антропосферой: соприкасающимися друг с другом, но разделенными
друг от друга первобытными образованиями. Земной шар перестал быть открытым
для неограниченных перемещений. Его поверхность стала уже не только
физической или биогеографической картой, но картой этногеографической, а
много позже и политико-географической.

Единственное, что нас здесь касается в характеристике этих образований: они
в общем всегда эндогамны. Этнос или другой тип объединения людей служит
препятствием (иногда это -- строгая норма, иногда -- обычай, иногда --
статистическая реальность) для брачно-половых связей с чужими. В таком
трансформированном виде воспроизвелась внутри мира неоантропов
биологическая инерция предшествовавшей дивергенции неоантропов с
палеоантропами. Ведь несомненно, что к главнейшим механизмам дивергенции
принадлежало избегание скрещивания (как показала этология, инстинкты,
препятствующие скрещиванию, многообразны, даже у самцов и самок одного и
того же вида они образуются на разной основе). Таким образом, эндогамия,
разделившая мир неоантропов на взаимно обособленные ячейки, сделавшая его
сетью этносов, была наследием дивергенции, как бы возведенным в степень,
получившим совершенно новую функцию.

Примечания

Глава 7. Генезис речи-мышления: суггестия и дипластия

I. Труд, производство, общество

Анализ человеческого труда был дан Марксом в соответствующем разделе
"Капитала", который так и называется -- "Процесс труда". Маркс различает в
процессе труда три его "простых момента", т. е. три составляющих его
компонента: 1) целенаправленная деятельность, или самый труд, 2) предмет
труда, 3) средства труда. Каждый из этих трех элементов подвергнут
глубокому рассмотрению; в частности, "средства труда" отнюдь не сводятся к
орудиям труда, а подвергнуты анализу во всей полноте.

Получатся совершенно различные смыслы в зависимости от того, на котором из
этих элементов сделать мысленный акцент. Если на том, который Маркс не
случайно поставил на первое место как "самый труд" и определил, как мы
помним, весьма важными психологическими отличительными чертами, перед нами
выступит специально человеческий труд в его неповторимой особенности. Если
же, отвлекаясь от первого элемента, акцент сделаем на третьем, мы получим
понятие не только человеческого труда. Выбор акцента и тем самым содержания
понятия "труд" зависит, во-первых, от стоящей перед нами логической задачи
-- рассмотреть человека в его отличии от всех других животных или в его
относительной общности с некоторыми видами животных, во-вторых, от степени
господства над нашим мышлением привычек робинзонады, когда мы теоретизируем
о людях. Если мы имеем перед глазами только взаимодействие между организмом
человека и окружающей средой, только обмен веществ между ними -- это
робинзонада. В поле зрения находится индивид и те орудия, которые он
изготовил и использует для воздействия на среду. К сожалению, этой
робинзонаде подчинены рассуждения иных видных антропологов и археологов
(см., например, в сборнике "У истоков человечества" статьи С. А. Семенова,
В. И. Кочетковой); в той или иной мере едва ли не все археологи,
занимающиеся палеолитом, остаются тоже в схеме "особь -- среда", лишь
отчасти разбавляя ее "коллективными облавами", о которых они почти ничего
конкретного сказать не могут. Точнее эту схему следовало бы изобразить как
трехчленную: "индивид -- орудие -- среда", причем акцент делается на
орудии, ибо, собственно, только о нем или, вернее, лишь об одном варианте
-- каменном орудии -- археологи имеют ясные и точные знания. Легко за ними
воображать индивида, который сам по себе, как Робинзон, мастерит их и
употребляет. Но, по Марксу, "человек по своей природе есть животное
общественное". В определении труда, специфичного только для человека,
незримо присутствует общение людей, общественное начало: оно выражено в
присутствии "внешнего" фактора, действующего "как закон" по отношению к
этому процессу обмена веществ между организмом и средой с помощью того или
иного орудия. Этот подлинно социальный фактор -- целенаправленность,
целеполагание; даже если последнее выступает не в обнаженной форме
социального заказа или приказа, а во вполне интериоризованной форме
намерения, замысла, все равно цель, подчиняющая процесс труда, -- это
продукт принадлежности человека к общественной среде и его предшествовавших
коммуникаций с нею.

Итак, данное Марксом расчленение и определение процесса труда таит в себе
возможность двух разных понятий. Оба они в определенных контекстах
правомерны. Энгельс в своих работах о древнейших моментах предыстории
человека и о его дальнейшем развитии говорит о труде в обоих значениях
этого термина в зависимости от рассматриваемого вопроса. С одной стороны,
труд анализируется им как фактор превращения обезьяны в человека;
следовательно, труд выступает здесь как свойство, присущее некоторой части
"обезьян" (высших человекообразных приматов), иными словами, не людям, и на
протяжении сотен тысяч лет подготавливавшее их преобразование в людей. В
этом случае перед нами то понятие, которое возникает при логическом акценте