К последним принадлежит та или иная форма собственности на средства
производства. Маркс разъяснял: ". . .ни о каком производстве, а стало быть,
ни о каком обществе, не может быть речи там, где не существует никакой
формы собственности. . ." . Но даже самые примитивные формы собственности,
в том числе коллективной собственности, не могут в отличие от примитивного
труда носить "животнообразного" "инстинктивного" характера. Только
вульгарные буржуазные экономисты отождествляют собственность с
"присвоением" животным или человеком тех или иных элементов природы.
Марксизм учит, что собственность есть не просто отношение людей к вещам, а
отношение между людьми посредством особого ограничения пользования вещами.

Как вообще совершается переход от одного качества в другое, в частности от
одной формы движения материи к другой? Нельзя свести этот вопрос только к
количественному нарастанию нового качества от слабых зачатков до полного
раскрытия и вытеснения им старого качества, т. е. к вопросу о борьбе нового
и старого; о неодолимой победе нового над старым. Это, несомненно, важная
сторона вопроса о развитии нового качества. Учитывать ее необходимо, когда
уяснены конкретные причины зарождения хотя бы слабых зачатков нового
качества. Но уклоняться от выяснения этих причин, ссылаясь на диалектику,
нельзя.

Как возникли хотя бы зачатки нового качества? Из еще меньших зачатков? А те
из еще меньших? Но это не диалектика, а количественный эволюционизм,
избегающий ответа с помощью ссылки на "постепенность". Однако с таким же
успехом можно пытаться избежать ответа на вопрос, откуда взялся ребенок,
ссылкой на то, что он развился "постепенно". Вся задача тут сведена к тому,
чтобы новое качество мысленно редуцировать до самого крохотного зернышка,
из которого потом все развилось. Но каковы причины появления этого
волшебного зернышка? В концепциях антропологов и археологов нет ответа,
если не считать этих самых общих ссылок на эволюцию, на постепенность. Тут
и не возникает задачи подвергнуть пристальному изучению именно старое
качество непосредственно накануне зарождения нового, чтобы открыть в нем
конкретные причины и конкретный механизм появления этого зернышка. Иное
дело, если мы рассматриваем инстинктивный, животнообразный труд,
пользование орудиями, известную изменчивость и эволюцию орудий как
свойство, присущее еще старому качеству -- миру дообщественных
закономерностей. В таком случае можно со всей конкретностью исследовать
накопление изменений этого свойства, его количественный рост до того
порога, когда количество переходит в качество, т. е. появляется завязь
совершенно нового, социального качества. А отсюда начинается уже переходный
период -- история борьбы нового и старого.

Не лучше, если ученые ограничиваются констатацией: до такого-то рубежа
зачатков нового качества нет, с этого момента они налицо и развиваются
далее. Здесь тоже обходится вопрос о причинах появления нового качества.

Многие археологи и антропологи сходятся на том, что сложность орудий может
служить доказательством наличия у их создателей определенного образного
представления или даже абстрактного понятия. Поэтому приложено особенно
много усилий для доказательства того, что нижнепалеолитические орудия были
довольно многообразны и сложны. Однако усилия эти кажутся мне не ведущими к
цели, ибо ошибочно само умозаключение от "сложности" вещественного
результата к участию понятий и других высших мыслительных функций.
"Сложность" -- категория сравнительная, а не абсолютная. Допустим, что
набор нижнепалеолитических орудий действительно сложнее, т. е. потребовал
более сложной цепи действий, подчиненных конечной задаче, чем, скажем,
комплекс гидротехнических сооружений бобра или какое-нибудь замысловатое
птичье гнездо. Но как доказать, что именно тут проходит граница сложности,
требующая уже принципиально нового психического механизма? Или, может быть,
надо считать, что и бобром и птицей руководят абстрактные понятия, но
только менее развитые соответственно меньшей сложности их продукции?

Я исхожу из совершенно иных представлений в этом вопросе. Возникновение
понятийного мышления, по моему мнению, невозможно объяснить в плане
прямолинейного эволюционного усложнения взаимодействий между организмом и
средой. Его истоки лежат в новых отношениях между индивидами, а не в
отношениях единоличника-индивида к природе. Это не какая-либо другая
проблема наряду с проблемой возникновения общества, а другая сторона той же
самой проблемы. Речь возникла прежде всего как проявление и средство
формирующихся общественных отношений: средство людей воздействовать на
поведение в отношении друг друга. Чтобы было понятие, должно быть налицо не
только отношение индивида к среде, но и отношение между индивидами, причем
такое, какого нет ни у каких животных даже в зародыше, ибо оно
противоположно отношениям животных.

Надо понять, что две ошибки одинаково плохи: нельзя ни биологизировать
явления, управляемые общественными законами, ни втягивать социологизм и
психологизм в область биологических явлений. В вопросах антропогенеза надо
прежде всего выяснить на практике, насколько методы биологических наук
помогают объяснять факты. Только тогда мы ясно увидим границу новых, уже не
биологических закономерностей.

II. Начальное отношение и начальное общение людей

Как условлено с первых глав, в тему этой книги входит только старт
человеческой истории. Но не начальный этап истории и не начальные формы
социума и этноса. Ни древнейшая дуальная организация, ни родовой строй
вообще и его ступени, ни экзогамия или другие аспекты семейно-брачных
отношений -- ничто это не составляет темы данного
философско-естественнонаучного трактата, задача которого только в том,
чтобы по возможности прочнее, чем делалось до сих пор, поставить ногу на
порог.

Этнологи и археологи, углубляющиеся в предысторию, начинают уже с того, что
даны люди. Между последними существовали такие-то отношения, пусть темные и
экзотичные. Мы же сперва отсекли то, что оказывается возможным отодвинуть
за пределы этого понятия "люди", и тем самым лишь уточнили хронологический
отрезок, охватывающий явление "начала", -- и не предлагали ничего большего.
Но это "начало" должно быть таким, чтобы оно содержало в себе все будущее