обезьян, они защищены древесным образом жизни (некоторые виды --
наскальным). Несомненно, наши предки отчасти сохранили подобные элементы
самообороны: будучи легче тех крупнейших хищников, которые стали бы на них
систематически охотиться, они могли быстрее последних и в менее доступных
местах передвигаться посредством лазания, благодаря наличию (сохранению от
обезьян) рук, по ветвям или по крутым скалам. Но если развить эту мысль
последовательно, выходит, что предки человека не могли спуститься на землю
с деревьев (или скал), ибо они были бы съедены. Так и думал Энгельс: на
низшей ступени дикости люди "жили, по крайней мере частью, на деревьях;
только этим и можно объяснить их существование среди крупных хищных зверей"
.

Однако за прошедшие сто лет мы неоспоримо узнали, что они таки к тому
времени спустились с деревьев. Значит, нужно как-то иначе объяснить их
существование среди крупных хищников. Мысль археологов и антропологов
искала разгадку лишь в одном направлении: в увеличении боевой силы наших
предков в результате, с одной стороны, их вооруженности палками и камнями,
с другой -- соединенных действий группами. Это имеет некоторый
филогенетический резон, так как обезьяньи стаи подчас успешно противостоят
таким хищникам, как леопард. Но все это, даже если бы отвечало
действительности, рисовало бы нам картину "оборонительного" приспособления
к хищникам. А не было ли оно "наступательным", хотя и не в обычном смысле
слова? Экологический анализ показывает нам колоссальную связанность
палеоантропа со всем окружающим животным миром. И абсолютно иными путями,
"палеонтологическим анализом языка", столько раз оспоренный и все же
притягательный своим талантом и прозрениями лингвист Н. Я. Марр снова и
снова возвращался к одному из своих казавшихся парадоксальными тезисов:
наидревнейшие слои языка свидетельствуют о некоей тесной связи перволюдей с
окружающим животным миром, какую нынешний человек не может себе и
представить.

Не упускала ли до сих пор наука о происхождении человека из виду гигантские
возможности активного воздействия высокоорганизованных предков человека на
центральную нервную систему животных, на их высшую нервную деятельность?
Если змеи "гипнотизируют" обезьян, то почему бы отказать высшим приматам в
свою очередь в чем-либо подобном. У них степень подвижности нервных
процессов выше, чем у других животных. Почему бы не применить это
преимущество, не использовать слабые стороны нервной деятельности,
поведения других видов. К сожалению, нигде не обобщены широко известные, но
разрозненные сведения, что хищные не могут долго выдерживать взгляд
человека. Не остаток ли это некоторой древней адаптации? Представим себе,
что, еще не умея говорить между собой, троглодитиды могли адресовать
каким-либо животным зримые или слышимые тормозные сигналы типа интердикции,
которые в нашей сегодняшней речи преобразовались во что-нибудь вроде "киш",
"фу", "брысь".

Только не упрощать! Конечно, палеоантроп не мог оказывать сигнального
воздействия на все виды, на всех особей. Палеоантроп прежде всего укрывался
от опасных видов тем, что использовал их природных антагонистов и
конкурентов, стимулируя их враждебность и разобщение. Если в верхнем
палеолите человек углубил антагонизм двух разновидностей волков -- ныне
дикого и предка собаки, а вместе с тем этого последнего со всеми другими
хищниками, то от данного явления анализ может нисходить в глубь времен.
Так, гиена отгоняла других от своей норы, и палеоантроп в какой-то мере,
найдя те или иные успешно воздействующие на нее сигналы, был в некоторой
безопасности "за ее спиной", по крайней мере пока находился в соседстве с
ней. Впрочем, во множестве случаев это средство не годилось и приходилось
больше рассчитывать на преимущество, которое давали собственные цепкие
руки, -- отсюда пристрастие и археоантропов и палеоантропов к обрывам,
отвесным берегам и т. п. Но, возвращаясь к антагонизмам среди окружавших их
животных, надо учесть не только антагонизмы между видами, но, может быть,
еще больше -- между индивидами. Широко известно, как сложны разделы
охотничьих участков между особями того же хищного вида; "пристроившись" к
одному, уже можно было не опасаться соседних.

В пользу самой возможности такого "сожительства" говорят разные данные
полевых зоологов. Установление контактности исследователя с тем или иным
хищным животным, даже на простом условнорефлекторном уровне, оказывается
возможным. Так, в южнотаежном сибирском заповеднике "Столбы" сотрудница
метеостанции настолько приручила одну из страшных хищниц -- рысь, что та на
зов своей "хозяйки" выбегает из чащи и сопровождает в экскурсиях по лесу не
только ее, но и ее гостей . Опубликованы данные натуралистов о безопасном
длительном проживании их и относительном контакте среди медведей, среди
волков . Этот результат достигается только длительным и осторожным
общением, однако высшая нервная деятельность человека неизменно берет верх.
Кажется, особенно легко устанавливаются отношения полуприрученности с
ирбисом (снежным барсом), который, впрочем, и вообще никогда не нападает на
человека.

Попутно скажем, что в природе нет "диких" животных (ни хищных, ни
травоядных) в обыденном смысле слова: в некоторых местах Африки непуганые
животные разных видов, движимые ориентировочным инстинктом, приближаются к
человеку, если только нет резких движений, которые вызовут иную реакцию --
пассивно-оборонительную, т. е. бегство. Но в этом случае отрицательным
раздражителем является не сам человек, а необычное резкое движение, хотя бы
оно исходило и не от человека: если нет сильного ветра, заставляющего
двигаться ветви и траву, животное убегает просто от какого-нибудь
"необъяснимого" шевеления, способного таить опасность. Что касается
хищников, нападение их на человека вообще мало характерно. Оно наблюдается
там и со стороны тех видов, где имеет место постоянная охота, т. е. человек
представляет опасность. Конечно, бывают особи-людоеды. Однако, как
мало-мальски регулярная добыча, человек не только сейчас нигде не входит в
нормальный пищевой рацион хищника, но и не входил на памяти истории, такие
факты в биологии хищников всегда представляли отклонения от нормы. Надо
только уметь обращаться с диким животным на воле, говорят натуралисты.
Несмотря на зрелищную эффектность дрессировки хищников, она для биолога
свидетельствует об их врожденной совместимости с человеком.

В отношениях человека с животными и в настоящее время дело отнюдь не
сводится простой противоположности: дикие и домашние животные. Надо