еще больше. Шляхта, что бежала от шведов  из  Мазовецкого  воеводства  в
Пруссию, тоже к нам придет. Людей и сабель будет вдосталь, а вот припасу
мало, а без него на войне не продержится никакое войско. Так вот, у меня
мысль приказать разъездам  везти  сюда  все,  что  под  руку  попадется:
скотину, овец, свиней,  хлеб,  сено,  и  из  здешнего  воеводства  и  из
Визненской земли в Мазовии, где тоже покуда  не  видали  врага  и  всего
изобилие.
   - Да ведь шляхта взвоет, если мы заберем у нее урожай  и  скотину,  -
заметил Скшетуский.
   - Войско для меня важнее шляхты. Пусть себе воет! Да и даром мы брать
не станем, я велю выдавать квитанции, за ночь я  их  столько  наготовил,
что можно забрать под них половину Речи Посполитой. Денег  у  меня  нет,
но, как кончится война и  мы  выгоним  шведов,  Речь  Посполитая  сполна
заплатит. Да что толковать! Шляхте хуже, когда голодное  войско  учиняет
наезды и грабит ее. У меня мысль и в лесах пошарить, слыхал я,  пропасть
мужиков бежало туда со скотиной. Пусть же войско  возблагодарит  святого
духа за то, что осенил он всех вас и вы выбрали меня полководцем, потому
никто другой так бы с этим делом не справился.
   - Что верно, то верно, - воскликнул Жендзян,  -  по  уму,  вельможный
пан, ты прямой сенатор!
   - Ну как? А? - спросил польщенный Заглоба. - А ты,  шельма,  тоже  не
промах. Вот увидишь, скоро  назначу  тебя  помощником  ротмистра,  пусть
только vacans  освободится.
   - Покорнейше благодарю, вельможный пан! - ответил Жендзян.
   - Вот что я думаю! - продолжал  Заглоба.  -  Сперва  соберем  столько
припасу, будто надо нам осаду выдержать,  а  потом  построим  и  укрепим
стан, а тогда пусть приходит Радзивилл хоть со шведами,  хоть  с  самими
чертями. Да будь  я  последний  негодяй,  коль  не  устрою  тут  второго
Збаража!
   - Клянусь богом, неплохая мысль!  -  воскликнул  Володыёвский.  -  Но
откуда мы возьмем пушки?
   - У пана Котовского есть две гаубицы, у Кмицица пушчонка для салютов,
в Белостоке четыре шестифунтовых  пушки,  их  должны  были  отправить  в
Тыкоцинский замок. Вы ведь  не  знаете,  что  пан  Веселовский  приписал
Белосток к Тыкоцинскому замку, и эти  пушки  еще  в  прошлом  году  были
куплены  на  подати;  мне  об  этом  здешний  управитель   сказал,   пан
Стемпальский. Он говорит, что и пороху  для  каждой  пушки  найдется  на
сотню выстрелов. Ничего, друзья, справимся, только вы меня от всей  души
поддержите, да и про грешную плоть не забудьте, которая с  удовольствием
выпила бы чего-нибудь. Оно ведь и пора!
   Володыёвский распорядился принести меду, и разговор  продолжался  уже
за чарой.
   - Вы думали, не полководец у вас будет, а одна видимость,  -  говорил
Заглоба, прихлебывая старый мед. - Nunquam!
   - Зачем мне канцелярия? А вы вот послушайте! - продолжал  Заглоба.  -
Надо вам знать, что, по моему мнению, беды обрушились  на  нашу  отчизну
только по причине распутства, по причине своеволия и излишеств, -  меду,
пан Михал! - да, излишеств, говорю я  вам,  которые  пожирают  нас,  как
чума. Но в первую голову всему виною еретики, они  все  смелее  глумятся
над истинной верой, понося владычицу нашу, которая за сию скверну  могла
справедливо прогневаться...
   - Это ты верно говоришь! -  хором  подхватили  рыцари.  -  Диссиденты
первые перешли на сторону врагов и, как знать, не  сами  ли  привели  их
сюда?!
   - Exemplum великий гетман литовский!
   - Но и в этом воеводстве, где я полководец, тоже немало  еретиков,  к
примеру,  в  Тыкоцине  и  в  других  городах;  вот  для  начала,   чтобы
благословил нас господь на наше  дело,  мы  издадим  универсал,  в  коем
потребуем, чтобы те, кто коснеет  в  еретической  прелести,  в  три  дня
обратились в истинную веру, у тех же, кто этого  не  сделает,  имущество
будет конфисковано на нужды войска.
   Рыцари переглянулись в изумлении.  Они  знали,  что  ума  и  хитрости
Заглобе не занимать стать,  но  никак  не  думали,  что  такой  из  него
державный муж и так замечательно может он решать государственные дела.
   - И вы спрашиваете, - торжествующе продолжал  Заглоба,  -  откуда  мы
возьмем денег на войско? А конфискации? А  все  радзивилловские  имения,
которые тем самым перейдут в собственность войска?
   -  Будет  ли  на  нашей  стороне  право?  -   вмешался   в   разговор
Володыёвский.
   - Времена нынче такие, что в чьей руке сабля, на той стороне и право!
А по какому праву бесчинствуют в пределах Речи Посполитой  шведы  и  все
прочие наши враги?
   - Это верно! - согласился пан Михал.
   - Мало того! - воскликнул, распаляясь, Заглоба. - Мы  издадим  второй
универсал, коим призовем в ополчение шляхту Подляшского воеводства и тех
земель в соседних воеводствах, что еще не захватил враг.  Шляхта  должна
вооружить челядь, чтобы у нас не  было  недостатка  в  пехоте.  Я  знаю,
многие рады пойти с нами, только властей ждут да  какой-нибудь  грамоты.
Будут у них и власти и универсалы.
   -  Клянусь  богом,  ты  коронный  канцлер  по   уму!   -   воскликнул
Володыёвский.
   - Меду, пан Михал! Третью грамоту мы пошлем Хованскому, чтоб убирался
ко всем чертям, не то мы выкурим его изо всех городов и замков.  Правда,
московиты теперь спокойно стоят в Литве и замков  не  берут;  но  казаки
Золотаренко грабят народ, рыскают по Литве целыми ватагами в одну, а  то
и две тысячи сабель. Пусть  Хованский  усмирит  их,  не  то  мы  за  них
возьмемся.
   - Мы и впрямь могли бы взяться за них, - заметил Ян Скшетуский,  -  и
войско наше не своевольничало бы от безделья.
   - Я тоже об этом думаю и еще сегодня пошлю разъезды под Волковыск; но
et haec facienda, et haec non omittenda .  Четвертое  послание  я  хочу  послать  избраннику
нашему, доброму нашему государю, дабы утешить его в печали, сказать, что
есть еще люди, которые не оставили его, что есть  еще  сердца  и  сабли,
готовые к бою по одному его мановению. Пусть же  наш  отец,  наша  кровь
ягеллонская, наш дорогой государь, что принужден  влачить  скитальческую
жизнь, имеет хоть это утешение на чужбине... пусть... пусть...
   Тут Заглоба запнулся, потому что хмель его уже разобрал, и разревелся
наконец, тронувшись королевскою участью, а пан Михал тотчас завторил ему
потоньше, Жендзян  тоже  всхлипнул,  а  может,  только  делал  вид,  что
всхлипывает; Скшетуские, подперев руками головы, сидели в молчании.