победителя; несколько человек кинулись ловить коней, гнедого и вороного,
которые бегали поодаль с развевающимися гривами.
   - Акба-Улан, - сказал Кмициц, - это предводитель войска,  которое  мы
разбили нынче утром: князь Богуслав Радзивилл. Дарю его вам, а уж вы его
берегите: за этого рыцаря - живого ли, мертвого - богатый выкуп дадут. А
теперь перевязать его и на аркане в лагерь!
   - Алла! Алла! Благодарствуем, вождь! Благодарствуем, победитель! -  в
один голос закричали ордынцы.
   И опять дружно зачмокали.
   Кмициц приказал подать себе коня, вскочил в седло и, взяв  нескольких
татар, поскакал обратно на поле сражения.
   Уже издалека он увидел  хорунжих,  стоящих  при  своих  знаменах,  но
рыцарей под знаменами собралось немного - десяток-другой возле  каждого:
остальные преследовали неприятеля. По полю  толпами  бродили  челядинцы,
обирая трупы и то и дело сцепляясь с татарами, которые  тоже  своего  не
хотели упустить. Жуткое они собой являли зрелище, в особенности  страшны
были татары с ножами в руках, по локти измазанные кровью. Казалось, стая
воронья, слетевшись из-за  туч,  усеяла  побоище.  Дикие  вопли  и  смех
разносились по всему полю.
   Одни, зажав в зубах еще дымящиеся ножи, обеими руками волокли за ноги
мертвецов, другие забавы  ради  перебрасывались  отрубленными  головами,
третьи   наполняли   мешки;   иные,   точно   на   базаре,   размахивали
окровавленными одеждами, расхваливая их на все  лады,  либо  осматривали
добытое оружие.
   Кмициц сначала пересек поле, на  котором  утром  первый  схватился  с
рейтарами. Там и сям валялись трупы людей и лошадей, изрубленные мечами,
в тех же местах, где хоругви  громили  вражескую  пехоту,  мертвые  тела
лежали вповалку, кровь стояла лужами и, успев уже загустеть, чавкала под
копытами, как болотная грязь.
   Нелегко  было  пробираться  среди  обломков  копий,  мушкетов,  между
трупов, опрокинутых подвод и шнырявших повсюду татар.
   Госевский стоял поодаль на одном из редутов неприятельского лагеря; с
ним были князь кравчий Радзивилл, Войниллович,  Володыёвский,  Корсак  и
еще с полсотни воинов. С возвышения взорам их было открыто все поле,  из
конца в конец, и  они  могли  вполне  оценить  размеры  своей  победы  и
поражения, которое потерпел противник.
   Кмициц, увидев военачальников,  ускорил  шаг,  Госевский,  будучи  не
только удачливым  полководцем,  но  и  человеком  благородным,  лишенным
всякой зависти, едва заметив его, крикнул:
   - Вот он, подлинный victor! Ему мы обязаны  сегодня  победой  -  и  я
первый во всеуслышание объявляю  об  этом.  Благодарите  пана  Бабинича,
судари, когда б не он, мы бы не перешли реку!
   - Vivat Бабинич! - воскликнуло несколько десятков голосов.  -  Vivat,
vivat!
   - Где ж ты, солдат, военному ремеслу обучался? - взволнованно спросил
гетман. - Как сумел в мгновенье сообразить, что надлежит делать?
   Но Кмициц слишком был утомлен, чтобы отвечать на вопросы;  он  только
кланялся налево и направо да утирал ладонью лицо, мокрое от пота, черное
от  пороховой  гари.  Глаза  его   сверкали   необычайным   блеском.   А
приветственные возгласы вокруг не смолкали. С поля на взмыленных лошадях
возвращался отряд за  отрядом,  и  вновь  прибывшие,  не  жалея  глоток,
присоединялись к славящему Бабинича хору. Шапки летели вверх,  а  те,  у
кого были заряжены мушкеты, палили в воздух.
   Вдруг пан  Анджей,  привстав  в  стременах,  воздел  руки  к  небу  и
воскликнул громовым голосом:
   - Vivat Ян Казимир, наш правитель и отец!
   Тут поднялся такой крик, будто вновь началось  сраженье.  Неописуемое
одушевление охватило всех и каждого.
   Князь Михал отстегнул от пояса саблю в усыпанных  алмазами  ножнах  и
протянул ее Кмицицу, гетман набросил ему на плечи свой дорогой, подбитый
мехом плащ, он же снова простер кверху руки:
   - Vivat наш гетман, наш непобедимый вождь!
   -  Grescat!  Floreat!  <Да  здравствует  и  процветает!  (лат.).>   -
подхватил хор голосов.
   Тут стали сносить и втыкать в земляную насыпь  у  ног  военачальников
захваченные  вражеские  знамена.  Ни  одного  не  уберег  неприятель:  и
прусские здесь были - регулярной армии, ополченские и  дворянские,  -  и
шведские, и Богуславовых полков; все цвета радуги заиграли, переливаясь,
у подножья вала.
   - Сегодняшняя победа - одна из величайших в этой войне! -  воскликнул
гетман. - Израель и Вальдек в плену, полковники либо перебиты, либо тоже
в плену, войско поголовно истреблено...
   И обратился к Кмицицу:
   -  Пан  Бабинич,  ты  в  той  стороне   с   Богуславом   должен   был
повстречаться... Что с ним?
   Тут и Володыёвский уставил на  Кмицица  нетерпеливый  взгляд,  он  же
поспешил ответить:
   - Князя Богуслава господь покарал вот этой рукою!
   И с этими словами  протянул  вперед  правую  руку.  В  ту  же  минуту
маленький рыцарь кинулся ему на шею.
   - Ендрек! - крикнул он. - Как же  я  за  тебя  рад!  Благослови  тебя
создатель!
   - Это ты меня саблей  учил  владеть!  -  с  искренней  благодарностью
ответил пан Анджей.
   Дальнейшие изъявления дружеских чувств были прерваны князем кравчим.
   - Неужто мой брат убит? - быстро спросил он.
   - Нет, - ответил Кмициц, - я ему даровал жизнь, но он ранен и взят  в
плен. Да вот он, вон ногайцы мои его ведут!
   При этих словах на  лице  Володыёвского  отобразилось  недоумение,  а
взоры всех рыцарей устремились на равнину: там вдали показался  отряд  в
полсотни  татар;  всадники  медленно  приближались  и  наконец,  миновав
нагромождения поломанных телег, достигли оконечности вала.
   Теперь, когда они были уже в нескольких десятках шагов, видно  стало,
что  едущий  впереди  татарин  тащит  за  собой  пленника;  все   узнали
Богуслава, но... как же надсмеялась над ним судьба!
   Он, один из могущественнейших властителей Речи Посполитой, вчера  еще
мечтавший об удельном княжестве, он, князь Римской империи,  шел  теперь
за татарским конем с веревкой на шее, пешком, без шляпы, с окровавленной
головой, обмотанной грязной тряпицей. Но  столь  велика  была  ненависть
рыцарей к этому магнату, что постигшее его жестокое унижение ни  в  чьем