Но солдаты вокруг принялись насмешничать.
   - Рыцарь в юбке! - послышались голоса. - Ей бы кур на яйца сажать  да
щипать перья!
   Иные же кричали:
   - Пан Олеша! Щит-то по руке пришелся, да только  от  стрелы  Купидона
вряд ли тебя спасет!..
   И у бойцов сразу повеселело на душе.
   Но многие все же предпочитали глядеть на Оленьку, которая  вела  себя
совершенно иначе. Вначале, когда поблизости  пролетело  несколько  пуль,
она тоже побледнела и, не удержавшись,  отворотила  голову  и  зажмурила
глаза, но потом в ней взыграла рыцарская кровь:  заалевшись,  как  роза,
она вскинула голову и устремила  вперед  бесстрашный  взор.  Ноздри  ее,
раздуваясь, словно бы с наслаждением втягивали  запах  пороха.  Меж  тем
дымная заслона вокруг рогатки сгустилась, скрыв от глаз происходящее,  и
тогда отважная девушка, заметив,  что  офицеры  выезжают  вперед,  чтобы
лучше видеть ход сраженья, не задумываясь, последовала за ними.
   А по рядам кавалеристов пролетел одобрительный шепоток:
   - Вот это кровь! Вот это жена для солдата! Побольше бы таких вояк!
   - Vivat панна Биллевич!
   - Что ж, друзья, покажем себя: такие глазки не всякий  день  смотреть
будут!
   - Под пулями не  хуже  амазонки  держится!  -  воскликнул  кто-то  из
молодых рыцарей, забыв в порыве восхищенья, что во времена амазонок  еще
не было пороха.
   - Пора кончать! Пехота свое дело сделала, hostes <Враги (лат.).> наши
совсем приуныли.
   Вражеская кавалерия и вправду не могла справиться с пехотой.  Раз  за
разом всадники на полном скаку  подлетали  к  рогатке,  но,  встречаемые
огнем из мушкетов, в беспорядке отступали. И подобно  тому,  как  волна,
прокатившись по низкому берегу, оставляет на  песке  раковины,  камешки,
мертвую рыбешку,  так  после  каждой  атаки  на  дороге  перед  рогаткой
оставалось не меньше дюжины недвижных тел и лошадиных трупов.
   Наконец враг прекратил бесплодные попытки. Только  одиночные  конники
выезжали вперед и, не жалея пуль, палили  по  деревне  из  пистолетов  и
мушкетов, чтобы отвлечь внимание противника. Но тут мечник,  взобравшись
по угловым балкам под самую крышу господского дома, заметил, что  задние
ряды неприятеля пришли в движение и повернули  к  полям  и  кустарникам,
подступающим к Волмонтовичам с левой стороны.
   - Вон откуда хотят зайти! - закричал  он  и  немедля  приказал  части
конницы рассыпаться между хатами и,  укрывшись  в  садах  за  деревьями,
ждать неприятеля.
   Спустя полчаса вновь завязалась  перестрелка,  теперь  уже  на  левом
фланге.
   Обнесенные изгородями сады мешали противникам схватиться  врукопашную
- и той, и другой  стороне  одинаково,  -  но  нападающие,  рассыпавшись
длинной цепью, меньше несли потерь.
   Бой постепенно становился все жарче и ожесточеннее;  возобновились  и
атаки у рогатки.
   Мечнику все это не нравилось.
   За спиной справа у него еще оставался свободным выгон, спускающийся к
неширокой, но глубокой и илистой  речке,  переправиться  через  которую,
особенно в спешке, было не так-то просто. В одном только месте к низкому
берегу была протоптана тропа, по которой гоняли в лес скотину.
   Пан Томаш все чаще поглядывал в ту сторону.
   Вдруг сквозь черные, уже потерявшие листву заросли ивняка  он  увидел
поблескивающее при свете вечерней зари оружие и темную тучу солдат.
   "Бабинич подходит!" - подумал мечник.
   Но  в  эту   минуту   к   нему   подскакал   Хшонстовский,   командир
кавалерийского эскадрона.
   - От реки шведская пехота идет! - испуганно закричал он.
   - Нас предали! - воскликнул пан Томаш. - О  господи!  Давай,  сударь,
туда со своим эскадроном. Ударить надо на эту пехоту, пока  они  нам  во
фланг не зашли!
   - Очень уж велика сила! - ответил Хшонстовский.
   - Хоть на час задержите, а мы попробуем отойти к лесу.
   Хшонстовский ускакал и тут же вывел две сотни своих людей  на  выгон;
завидев его, шведы стали быстро перестраиваться в  кустарнике,  готовясь
встретить противника. Минуту  спустя  эскадрон  пустился  вскачь,  а  из
зарослей ивняка загремели мушкетные залпы.
   Мечник теперь не только не помышлял  о  победе,  но  и  засомневался,
удастся ли сохранить пехоту.
   Сам он еще мог, прихватив  девушек,  отступить  с  частью  конницы  и
поискать убежища в лесу, но это значило обречь на гибель  большую  часть
отряда и тех лауданцев,  которые  пришли  в  Волмонтовичи  поглядеть  на
Бабинича. Да и Волмонтовичи  в  таком  случае  неприятель,  ясное  дело,
сровняет с землей.
   Оставалась лишь  одна  надежда:  что  Хшонстовский  сомнет  вражескую
пехоту.
   Между тем стемнело, но в деревне становилось все светлее:  загорелась
куча опилок, щепы и стружек возле  крайнего  от  рогатки  дома.  От  них
занялся и сам дом, и над деревней встало кровавое зарево.
   При его свете мечник увидел, что конница Хшонстовского возвращается в
беспорядке  и  смятении,  а  шведская   пехота,   высыпав   из   ивняка,
стремительно бросилась за ней вдогонку.
   И тогда  мечнику  стало  ясно,  что  нужно  уходить  по  единственной
свободной дороге.
   Он уже подскакал к остаткам своей кавалерии, уже  взмахнул  саблей  и
крикнул: "Назад, судари! Строем  отходить,  строем!"  -  когда  вдруг  и
позади загремели выстрелы, мешаясь с криками, вырвавшимися из  множества
солдатских глоток.
   И понял мечник, что они окружены, что он попался  в  ловушку,  откуда
нет ни выхода, ни спасенья.
   Оставалось только погибнуть с честью. И пан Томаш встал перед  строем
своих кавалеристов и воскликнул:
   - Умрем все, как один! Не пощадим своей крови за веру и отечество!
   Меж тем огонь его пехоты, обороняющей рогатку и левый  край  деревни,
ослабел, а крики неприятеля гремели все  громче,  возвещая  близкое  его
торжество.
   Но что это? Что означают хриплые голоса  рожков  в  отряде  Саковича,
глухой барабанный бой в рядах шведского войска?