от советов старого  шляхтича,  которые  бывали  столь  безошибочны,  что
никогда еще никого не подводили. Заглоба же, сунув обе руки  за  пояс  и
быстро поглядывая здоровым оком то  на  маленького  рыцаря,  то  на  его
супругу, неожиданно сказал:
   - А потомства как не было, так и нету! Что?
   И выпятил нижнюю губу.
   - Такова, видать, воля  божья!  -  ответил,  возведя  глаза  к  небу,
Володыевский.
   - Такова, видать, воля божья! - повторила, потупясь, Бася.
   - А хотелось бы иметь? - спросил Заглоба.
   На что маленький рыцарь ответил:
   - Скажу тебе, сударь, честно: не знаю, что бы я за это дал, но  порой
думается мне, мольбы мои напрасны. И без того господь меня  осчастливил,
подарив это сокровище, гайдучка этого, как ты ее  называл,  а  поскольку
вдобавок еще славою благословил и достатком, я ничем более докучать  ему
не вправе. Видишь ли, сударь, мне не раз приходило в голову,  что,  кабы
все людские желания исполнялись, не  было  бы  никакого  различия  между
земной жизнью  и  небесным  бытием,  где  единственно  обретаешь  полное
счастье. И в такие минуты я себя тем утешаю, что если здесь  не  дождусь
одного-двух парнишек, там они у меня непременно будут и, как положено, в
войске небесного гетмана, святого Михаила Архангела,  станут  служить  и
стяжают славу в походах против адской нечисти и  до  высоких  дослужатся
званий.
   Тут расчувствовался благочестивый христианский рыцарь от  собственных
слов и мыслей  и  снова  возвел  очи  к  небу,  но  Заглоба  слушал  его
рассеянно, не переставая сердито моргать, и в конце концов так сказал:
   - Гляди не прогневи всевышнего. Ты гордишься,  что  умеешь  угадывать
намеренья провидения, а  это,  возможно,  грех,  за  который  быть  тебе
поджарену, как гороху на горячем поду. У господа нашего  рукава  пошире,
чем у краковского епископа, но он  не  любит,  когда  туда  заглядывают,
любопытствуя, что там у него  для  людишек  приготовлено,  и  все  равно
по-своему распорядится, ты ж лучше занимайся своим делом; ну, а коли  вы
о потомстве мечтаете, вам не разлучаться, а вместе держаться надо.
   Услыхав такое, Бася  от  радости  выскочила  на  середину  комнаты  и
запрыгала, как ребенок, и в ладоши захлопала, повторяя:
   - Ну что! Вместе надо держаться! Я так и знала, что твоя  милость  за
меня будет! Так и знала! Едем в Хрептев, Михал! Хоть разок возьмешь меня
бить татар! Один разочек! Дорогой мой! Золотой!
   - Ты только погляди, сударь! Уже ей в набег захотелось! -  воскликнул
маленький рыцарь.
   - Потому что рядом с тобой мне целая орда не страшна!..
   - Silentium , - сказал  Заглоба,  следя  восхищенными
глазами, а вернее восхищенным глазом, за Басей, которую любил  безмерно.
- Надеюсь, что Хрептев, докуда вовсе не так уж далеко,  не  единственное
сторожевое поселенье на границе с Диким Полем.
   - Нет! Гарнизоны  и  дальше  будут  стоять:  в  Могилеве,  Ямполе,  а
последний - в Рашкове, - ответил маленький рыцарь.
   - В Рашкове? Знакомые места... Мы оттуда Елешку  Скшетускую  увозили,
из валадынского яра,  помнишь,  Михал?  Помнишь,  как  я  монстра  этого
зарубил, Черемиса, - дьявола, который ее стерег? Но коль скоро последний
praesidium  в Рашкове будет стоять, они там, если Крым
зашевелится или турки силы начнут собирать, сразу об этом прослышат и  в
Хрептев дадут знать, а стало быть, и бояться особо нечего,  врасплох  на
Хрептев не напасть. Ей-богу, не понимаю, почему бы тебе Баську  туда  не
взять? Серьезно говорю, а ведь ты знаешь,  я  старую  свою  башку  готов
положить, лишь бы с гайдучком моим не приключилось худого. Бери  Баську!
Обоим пойдет на пользу. Только пусть пообещает,  что  в  случае  большой
войны без спору позволит себя хоть в Варшаву отослать. Начнутся жестокие
бои, набеги, осада лагерей, а возможно и голод, как было под Збаражем, -
рыцарю нелегко будет жизнь сохранить, не то что особе женского полу.
   - Мне рядом с Михалом и смерть не страшна, - ответила Бася,  -  но  я
тоже не дурочка, понимаю: что нельзя, то нельзя. Впрочем,  Михала  воля,
ему решать. Он ведь уже ходил в этом году с паном Собеским в поход, а  я
разве просилась с ними ехать? Нет. Ладно, будь по-вашему. Только  сейчас
не запрещайте с Михалом в Хрептев  идти,  а  начнется  большая  война  -
отсылайте куда заблагорассудится.
   - Пан  Заглоба  тебя  в  Полесье,  к  Скшетуским  отвезет,  -  сказал
маленький рыцарь. - Туда турчин не доберется!
   - Пан Заглоба! Пан Заглоба!  -  передразнил  его  старый  шляхтич.  -
Войский  я вам, что ли? Ох, не доверяйте своих  женушек  пану
Заглобе, как бы боком не вышло. И потом, если будет  война  с  турчином,
неужто, по-твоему, я за полесскую печь  спрячусь  да  за  хлебами  стану
смотреть, чтоб не подгорели? Я пока еще не кочерга и  для  чего  другого
сгодиться могу.  На  коня  с  табуретки  сажусь,  assentior!   Но коли уж сяду, поскачу на врага не хуже любого юнца! Ни песок,
ни опилки еще, слава богу, из меня не сыплются. В стычки с  татарами  не
полезу, по Дикому Полю рыскать не буду, потому как не гончий пес,  но  в
генеральном  сражении  держись  подле  меня,  коли  сумеешь,  -  немалых
насмотришься чудес.
   - Еще тебя в сечу тянет?
   - А ты думаешь, мне не захочется славной  смертью  в  конце  славного
жизненного пути почить после стольких-то  лет  службы?  Что  может  быть
достойней? Ты пана Дзевенткевича знавал? Выглядел он, правда, лет на сто
сорок, но было ему сто сорок два, и еще служил в войске.
   - Не было ему столько.
   - Было, чтоб мне с этого табурета не встать! На большую войну я  иду,
и баста! А покамест еду с вами в Хрептев, так как в Баську влюблен!
   Бася вскочила, сияя, и бросилась обнимать Заглобу, а  он  только  нос
кверху задирал, повторяя:
   - Крепче! Крепче!
   Но Володыевский еще раз хорошенько все обдумал и лишь после этого дал
ответ.
   - Никак нельзя нам всем сразу ехать, - сказал он. - Там сущая пустыня
и даже худого крова не найти. Я поеду вперед, пригляжу место под майдан,
крепостцу надежную выстрою и дома для солдат,  а  также  конюшни,  чтобы
благородные скакуны наших рыцарей от переменчивой  погоды  не  захирели;
колодцы вырою, дорогу проложу, яры, сколько смогу, очищу  от  разбойного
сброда, а уж тогда милости просим; пришлю за вами надлежащий эскорт.  Но
недельки хотя бы три подождать придется.
   Бася  попыталась  было  протестовать,  но  Заглоба,   признав   слова
Володыевского справедливыми, сказал: