пойдешь ты в монастырь... А я тем утешусь, что не проклянете вы меня,  а
добром помянете... Бог сейчас со мною, я знаю, хоть и тяжело мне...
   Бася, не в силах вынести его слов, выбежала из гостиной. Заметив это,
пан Володыевский сказал стольнику и сестре:
   - Ступайте и вы, а их одних оставьте... Я тоже пойду, хочу наедине со
спасителем нашим побеседовать.
   И вышел.
   В прихожей ему на глаза попалась Бася, она стояла у лестницы,  в  том
же месте, что в прошлый раз, когда в сердцах  выдала  тайну  влюбленных.
Только теперь она  стояла,  отвернувшись  лицом  к  стене,  и  плечи  ее
вздрагивали от рыданий.
   Увидев это, пан Михал еще больше закручинился над своей  судьбой:  до
сей поры он сдерживался, но тут словно рухнули преграды и  из  глаз  его
полились слезы.
   - О чем плачешь, голубушка? - спросил он жалобно.
   Бася подняла головку и, поднося к глазам то один, то другой  кулачок,
сотрясаясь от рыданий и глотая открытым ртом воздух, заплакала в голос:
   - Боже, как мне жаль!.. Боже, так жаль!..  Пан  Михал  такой  добрый,
такой честный!.. Боже мой, боже!
   А он тем временем взял ее ручки в свои и стал целовать их  с  большой
пылкостью и воодушевлением.
   - Бог тебя вознаградит! Бог  тебя  вознаградит  за  твою  доброту!  -
сказал он. - Тихо, не плачь!
   Но Бася рыдала еще пуще. Каждая жилка  ее  трепетала,  она  все  чаще
ловила губами воздух и наконец, затопав ножками от возмущения, закричала
на весь дом:
   - Глупая Кшися! Да я бы... и  на  десять  Кетлингов  пана  Михала  не
променяла!  Я  пана  Михала  люблю  больше  всех...  больше,  чем  тетю,
больше... чем дядюшку, больше... Кшиси.
   - Бася! Бога ради! - воскликнул маленький рыцарь.
   И, пытаясь хоть как-то успокоить девушку, Михал схватил ее в объятья.
Бася прижалась к его груди, так  что  он  слышал,  как  часто,  будто  у
птички, бьется ее сердце;  пан  Михал  обнял  Басю  еще  крепче,  и  они
замерли.
   Наступило молчание.
   - Бася! Пойдешь ли за меня? - спросил маленький рыцарь.
   - Да! Да! Да!
   Услышав такой ответ, пан Михал с жаром поцеловал ее в румяные губы, и
они снова замерли.
   Тем временем затарахтела бричка, пан Заглоба вбежал в сени, а  оттуда
в покои, где сидели стольник с супругой.
   - Нету Михала! Как в воду канул! - выпалил он единым духом. -  Я  всю
Варшаву обшарил! Пан Кшицкий говорит, что его  с  Кетлингом  видели!  Не
иначе как схватились они!
   - Михал здесь, - отвечала пани Маковецкая, - привез Кетлинга и  отдал
ему Кшисю.
   Соляной столб, в который обратилась Лотова жена, должно  быть,  более
походил на живого человека, чем пан Заглоба в  ту  минуту.  На  какое-то
время он умолк, потом протер глаза и произнес:
   - Хе?
   - Кшися с Кетлингом в гостиной, а  Михал  молиться  пошел,  -  сказал
стольник.
   Пан Заглоба открыл дверь и, хотя был уже  упрежден  обо  всем,  снова
остолбенел, увидев две склоненные друг к другу головы. Кшися с Кетлингом
тотчас вскочили, онемев от смущения, но тут вслед за Заглобой в гостиную
пожаловали и дядюшка с тетушкой.
   - Жизни моей не хватит,  чтобы  Михала  отблагодарить!  -  воскликнул
Кетлинг. - Ему мы своим счастьем обязаны!
   - Да благословит вас господь! - сказал стольник. - Как Михал  сказал,
так и будет!
   Кшися бросилась в тетушкины объятья, и  обе  заплакали.  Пан  Заглоба
напоминал вытащенную из воды рыбу. Кетлинг поклонился сыновьим  поклоном
стольнику, старик обнял его, и  то  ли  от  избытка  чувств,  то  ли  от
смущения сказал:
   - А пана Убыша Дейма-то зарубил! Не меня, Михала благодари!
   - Жена, а как их красотку-то звали? - спросил он, помолчав.
   Но у пани Маковецкой времени на ответ не было, потому что  в  комнату
вбежала Бася, еще более стремительная, еще более розовая, чем всегда,  с
вихрами, спадавшими на лоб пуще прежнего. Подскочив к  стоявшей  посреди
паре и размахивая пальцем то перед глазами у Кетлинга, то у  Кшиси,  она
воскликнула:
   - Делайте что хотите! Вздыхайте, страдайте, женитесь! На здоровье! Вы
думаете, пан Михал один-одинешенек на свете останется? А  вот  и  нет  -
возьму и за него выскочу, потому что я его люблю  и  сама  об  этом  ему
сказала. Первая сказала, он спросил, пойду ли я за него,  а  я  сказала,
что выбрала бы его из сотни, из тысячи, потому что люблю его и буду  ему
самой лучшей женой, пойду с ним в огонь и в воду, воевать вместе  пойду.
Я его давно любила, хоть и молчала, потому что он  самый  добрый,  самый
желанный, лучше него на свете нет... А теперь женитесь сколько влезет, а
я за пана Михала выскочу хоть завтра, ведь я, я...
   Тут Бася поперхнулась.
   Все смотрели на нее и переглядывались, никак не могли взять  в  толк,
то ли она разума лишилась, то ли говорит правду, но тут вслед за Басей в
дверях появился и Володыевский.
   - Михал! - воскликнул стольник, снова обретя дар речи. - Правду ли мы
слышим?
   На это маленький рыцарь отвечал торжественно:
   - Бог сотворил чудо,  и  вот  мое  утешение,  моя  любовь,  мой  клад
бесценный!
   После этих слов Бася бросилась к нему как серна.
   Тем временем маска удивления спала с лица Заглобы, его  белая  борода
затряслась, и, широко раскрыв объятья, он сказал:
   - Неужто это правда? Гайдучок, Михал, дети мои, идите ко  мне.  А  то
разревусь, ей-ей, разревусь...

ГЛАВА XXI

   Он ее без памяти любил, и она его не меньше, и было им хорошо вместе,
только детей бог не дал, хотя уже четвертый  год  пошел  после  свадьбы.
Зато хозяйством занимались с великим  усердием.  Володыевский  купил  на