ними спаги, янычар или еще какого отборного войска.
   Тут подскакал к нему Иероним Ланцкоронский со своими киянами.
   - Сударь мой, - вскричал он, - янычары уже у реки, прижмем-ка их!
   Володыевский выхватил рапиру из ножен и скомандовал:
   - Вперед!
   Драгуны все, как один,  натянули  поводья,  чтобы  лучше  чувствовать
коней, и всею шеренгой, чуть подавшись вперед, тронулись, как на ученье.
Сперва шли рысью, потом вскачь, но пока еще  не  во  весь  опор.  Только
миновав дома у реки, к востоку от замка,  они  увидели  белые  войлочные
колпаки янычар и поняли, что не с ямаками  предстоит им иметь
дело, но с регулярным войском.
   - Бей! - вскричал Володыевский.
   Кони вытянулись в струнку, почти касаясь брюхом  земли  и  отбрасывая
копытами затвердевшие комья.
   Янычары, не зная какая сила идет на  подмогу  Жванцу,  в  самом  деле
направились к  реке.  Один  отряд  их,  насчитывающий  двести  с  лишним
человек, уже достиг берега, и передние его шеренги как раз  вступили  на
паромы, второй же, не  менее  сильный,  спешно,  но  в  отличном  боевом
порядке подтягивался к реке, когда  завидел  мчащуюся  конницу;  янычары
остановились, в мгновенье ока поворотившись лицом к неприятелю.  Мушкеты
вытянулись в одну линию, и  тотчас  грянул  дружный  залп.  Более  того,
отчаянные воины, полагая, что свои на  берегу  поддержат  их  огнем,  не
только что не разбежались, произведя этот  залп,  но,  подбадривая  друг
друга криками, двинулись вперед под прикрытием дыма  и  яростно  ударили
саблями  на  конницу.  То  была  дерзость,  свойственная   исключительно
янычарам, за которую они дорого заплатили, ибо конники, не в  состоянии,
если бы даже захотели, сдержать своих  коней,  ударили  на  них  подобно
молоту и вмиг смяли, сея ужас и погибель.
   От натиска их передние шеренги янычар полегли, как нива  от  урагана.
Правда, многие просто повалились на землю и, тотчас вскочив,  врассыпную
бросились к реке - оттуда второй отряд время от времени  поддавал  огня,
целясь выше, чтобы  над  головами  своих  поразить  драгун.  В  какое-то
мгновенье янычары, стоявшие у паромов, явно заколебались - грузиться  ли
им на паромы или, по примеру  другого  отряда,  ударить  врукопашную  на
конницу. От этого шага их, однако, удержало  зрелище  удирающих  кучками
людей; кони грудью напирали на них, а всадники рубили столь жестоко, что
исступление их разве что с их искусством было сравнимо.  Временами,  под
напором  особенно  сильным,  янычары,  оборотясь,  принимались  отчаянно
огрызаться, как огрызается затравленный зверь, видя,  что  ему  уже  нет
спасения. И вот тут-то скопившиеся на берегу воочию могли убедиться, что
противостоять этой коннице невозможно, ибо нет  ей  равных  во  владении
холодным оружием. Защищавшимся рассекали головы, лицо, шею, да так умело
и быстро, что глаз  едва  улавливал  мах  сабли.  Как  челядь  в  хорошо
налаженном хозяйстве усердно и торопливо молотит на току сухой  горох  и
рига звенит  отголосками  ударов,  а  вылущенное  зерно  прыщет  во  все
стороны, так по всему поречью  звучали  отголоски  сабельных  ударов,  а
кучки янычар, лущенные немилосердно, распрыскивались во все стороны.
   Васильковский, не зная страха, кидался в бой во  главе  своей  легкой
конницы. Однако насколько опытный косец превосходит более  сильного,  но
не столь сноровистого молодого батрака (уморился молодец, в поту весь, а
тот знай себе косит да косит, ровно стеля перед собою  колосья),  так  и
Володыевский превосходил одержимого юношу. Перед  тем  как  сшибиться  с
янычарами, он пропустил драгун вперед, а  сам  поотстал  немного,  чтобы
видеть всю битву. Издалека он со вниманием наблюдал за нею,  то  и  дело
кидался в круговерть, наносил удары,  направлял,  снова  позволял  битве
отдалиться, и снова наблюдал, и снова  наносил  удары.  Как  обыкновенно
происходит в сражении  с  пехотой,  конница  в  боевом  порыве  упустила
беглецов. Несколько десятков янычар, лишенных возможности бежать к реке,
повернули к городу, чтобы укрыться там близ домов в подсолнухах.  Но  их
заметил Володыевский,  настиг  двоих,  легко  коснулся  того  и  другого
саблей, и они тотчас повалились, роя ногами землю, и,  обливаясь  кровью
из отверстых ран, испустили дух. Завидев такое, третий выпалил из  ружья
по маленькому рыцарю, да промахнулся, а тот наотмашь рубанул его острием
промеж носа и рта и таким образом лишил драгоценной жизни.  После  чего,
не мешкая, погнался за остальными  -  и  деревенский  мальчишка  не  так
быстро срезает растущие кучкой грибы, как он посрезал их прежде, чем они
попрятались в подсолнухах. Только двух последних схватили жванецкие люди
- Володыевский велел взять их живьем.
   Сам  же,  разогревшись  немного,  когда  увидел,  что  янычар   почти
оттеснили к реке, кинулся в жар битвы и принялся трудиться там наравне с
драгунами.
   Он наносил молниеносные удары прямо перед собою,  вправо,  влево,  не
глядя более на дело рук своих, но всякий раз  белый  колпак  сползал  на
землю. Янычары с воплями в страхе теснились  перед  ним,  он  же  удвоил
частоту ударов, и, хотя оставался при  этом  спокоен,  никто  уже  не  в
состоянии был уследить за движениями  его  сабли  и  уловить,  когда  он
рубит, а когда колет: сабля вкруг него образовала  сплошное  светозарное
кольцо.
   Ланцкоронский, издавна  о  нем  наслышанный,  как  о  непревзойденном
мастере, но в деле до сей поры его не видевший, даже драться перестал  и
смотрел изумленный, не в силах поверить, чтобы один человек, пускай даже
и  мастер,  и  первым  кавалером  именуемый,  мог  совершить  такое.  Он
схватился за голову и - вокруг все  это  слышали  -  неустанно  твердил:
"Мало еще про него говорили, ей-богу!" Другие кричали: "Смотрите, такого
более в жизни не увидите!" А Володыевский знай себе трудился.
   Янычар вовсе оттеснили уже к реке, и они в панике  взбирались  теперь
на паромы. Паромов было в достатке, а людей  воротилось  меньше,  нежели
прибыло, и они быстро и легко там разместились. Тотчас пришли в движение
тяжелые весла, меж конницей и янычарами образовалась водная  преграда  и
ширилась с каждой минутой... Тут  с  паромов  загремели  ружья,  драгуны
ответили  мушкетным  огнем;  облако  дыма  взметнулось   над   водою   и
растянулось в длинные полосы. Паромы,  а  с  ними  янычары  уходили  все
далее. Одержавшие победу драгуны разразились  яростными  криками;  грозя
кулаками, они вопили вослед уходившим:
   - А, придешь еще, собака, придешь!..
   Ланцкоронский,  хотя  пули  шлепались  у  самого   берега,   заключил
Володыевского в объятья.
   -  Я  просто  глазам  своим  не  верил!  -  сказал  он.  -  Mirabilia
, сударь мой, золотого пера достойно!
   А Володыевский на это: