Но  ждать  пришлось  недолго.  В   скором   времени   темные   фигуры
замельтешили меж бревен, которыми завалено было отверстие в стене.
   - Кто идет? - крикнул Кетлинг.
   - Володыевский, - звучал ответ.
   И рыцари упали друг другу в объятья.
   - Ну что? Как? -  спрашивали  офицеры,  во  множестве  подбежавшие  к
пролому.
   - Слава богу! Землекопы перебиты все  поголовно,  орудия  поломаны  и
раскиданы, вся работа их впустую!
   - Богу благодарение!
   - А пан Мушальский со своими уже здесь?
   - Нет еще.
   - Может быть, выскочить  им  на  подмогу?  Паны  ясновельможные,  кто
желает?
   Но в эту самую минуту в проломе замелькали фигуры.  Это  возвращались
люди Мушальского, торопливо и в значительно меньшем  числе  -  много  их
полегло от пуль. Были они радостные и тоже довольные. Кое-кто из  солдат
прихватил  с  собою  кирки,  буравы,  кайлы  для   дробления   скалы   в
доказательство того, что они проникли в самый подкоп.
   - А где пан Мушальский? - спросил Володыевский.
   - В самом деле, где же пан Мушальский? - повторило несколько голосов.
   Люди из отряда прославленного лучника стали  переглядываться;  и  тут
один тяжело раненный драгун проговорил слабым голосом:
   - Пан Мушальский погиб. Я видел, как упал он, я тоже упал подле него,
но поднялся, а он остался лежать...
   Рыцари немало опечалились, узнав  о  смерти  лучника,  ведь  был  пан
Мушальский одним из первых кавалеров  войска  Речи  Посполитой.  Драгуны
пытались выспросить еще, как  это  случилось,  но  он,  истекая  кровью,
отвечать более не мог и наконец как сноп повалился на землю.
   А рыцари принялись сокрушаться по поводу смерти Мушальского.
   - Память о нем останется в войске, - сказал Квасиброцкий, - кто осаду
эту переживет, тот прославит его имя.
   - Не родится более лучник, ему равный! - сказал кто-то.
   - Не было сильнее мужа в Хрептеве, - подхватил маленький рыцарь. - Он
талер в доску пальцем вжимал. Единственно Подбипятка, литвин, силой  его
превосходил,  но  того  под  Збаражем  убили,  а  из  живых  разве   что
Нововейский ему не уступил бы.
   - Большая, большая потеря, - говорили вокруг. - Такие рыцари только в
прежние времена рождались.
   Почтив память лучника, все отправились на  вал.  Володыевский  тотчас
отослал гонца к генералу и князю  епископу  с  известием  о  вылазке,  в
результате которой подкоп уничтожен, а землекопы убиты.
   С чрезвычайным изумлением восприняли эту весть в городе, но - кто  бы
мог подумать! - и со скрытым неудовольствием. И генерал, и князь епископ
полагали, что такого рода минутные триумфы город  не  спасут,  напротив,
только раздразнят свирепого льва. По их  мнению,  польза  от  них  могла
произойти только в случае  сдачи  города;  и  два  главных  предводителя
решили переговоры продолжить.
   Ни Володыевский, ни Кетлинг не допускали и мысли, что  посланные  ими
счастливые вести так могут обернуться. Они уверены были, что даже слабые
воспрянут теперь  духом  и  все  загорятся  новым  желанием  дать  отпор
неприятелю. В самом деле город невозможно было взять, не овладев  прежде
замком, а коль скоро замок не только защищался, но еще и громил врага, у
осажденных не было  ни  малейшей  надобности  прибегать  к  переговорам.
Провианта было в  достатке,  снаряжения  тоже;  надлежало,  стало  быть,
только охранять ворота и гасить пожары в городе.
   Для маленького рыцаря и Кетлинга то была самая радостная ночь за  все
время осады, полная  надежд  и  самим  выйти  живыми  из  турецкой  этой
западни, и живыми вывести отсюда своих близких.
   - Еще один, два приступа, - говорил маленький рыцарь, -  и,  как  бог
свят, турки потеряют к ним охоту и попытаются  голодом  нас  уморить.  А
провианта у нас довольно. К тому же septenber   не  за
горами, месяца через два слякоть начнется, холода, войско же  у  них  не
слишком выносливое;  разок  как  следует  быть  промерзнут  и,  глядишь,
ретируются.
   - Там у них многие из Эфиопии родом, -  подхватил  Кетлинг,  -  и  из
других краев, что у  черта  на  рогах,  эти  при  первых  же  заморозках
окоченеют. Два месяца - в худшем даже случае,  если  они  штурмовать  не
перестанут, - мы выдюжим. Да и быть того не может, чтобы вспоможение  не
пришло. Очнется наконец Речь Посполитая, даже если пан  гетман  большого
войска не сможет собрать, он набегами турков изведет.
   - Кетлинг! Похоже, не пробил еще наш час.
   - Божья на то воля, но и мне сдается, не дойдет до этого.
   - Разве что погибнем, как Мушальский. Чему быть,  того  не  миновать!
Ужасно жалко мне Мушальского, хоть и рыцарской смертью он погиб!
   - Не дай нам бог худшей, да только бы не нынче;  скажу  тебе,  Михал,
жаль мне было бы... Кшиси.
   - А мне Баси... Что ж, мы честно трудимся,  однако  же  и  милосердие
божие нас не минует. Чертовски весело у меня на душе! Еще  бы  и  завтра
что-нибудь этакое свершить!
   - Турки соорудили на шанцах заслоны из  бревен.  Я  тут  способ  один
обмыслил - корабли так поджигают, ветошь у  меня  уже  мокнет  в  смоле,
завтра до полудня надеюсь все устройство ихнее спалить.
   - А я вылазку учиню, - сказал маленький рыцарь. - Пожар вызовет у них
замешательство, а к тому же им и в голову не придет, что вылазка и  днем
возможна. Завтра, Кетлинг, может, еще лучше будет, чем сегодня...
   Так говорили они, радуясь всем сердцем, а потом удалились  на  отдых,
очень уж устали оба. Маленький рыцарь, однако, и трех часов не  проспал,
как его разбудил вахмистр Люсьня.
   - Новости, пан комендант! - сказал он.
   - Что такое? - вскричал чуткий солдат, вмиг вскочив на ноги.
   - Пан Мушальский здесь!
   - Бога ради, что ты говоришь?
   - Здесь он! Стою это я у пролома, вдруг слышу  кричит  кто-то  оттуда
по-нашему: "Не стреляйте, я это!" Гляжу  -  пан  Мушальский,  в  янычара
переодетый, возвращается!
   - Слава богу! - молвил маленький рыцарь.
   И бросился к лучнику. Уже светало. Мушальский  стоял  по  ту  сторону
вала в белом колпаке и панцире - ни дать ______.
   - А мы, сударь, уже тебя оплакивали! - вскричал Володыевский.