себе владыку; римских  церквей  король  не  ставит  ни  в  Новгороде,  ни  в
пригородах, ни по всей земле Новгородской. Что в Пскове суд, печать и  земли
Великого Новгорода, то к Великому Новгороду по старине. Если король  помирит
Новгород  с  московским  князем,  то  возьмет  черный  бор  по  новгородским
волостям, один раз, по старым грамотам, а в иные годы черного  бору  ему  не
надобно. Король держит Новгород в воле мужей вольных, по  их  старине  и  по
крестной грамоте; целует крест ко  всему  Великому  Новгороду  за  все  свое
княжество и за всю Раду литовскую. Между  этими  условиями  с  Казимиром  не
встречаем условия  о  праве  короля  раздавать  волости,  грамоты  вместе  с
посадником, не лишать волостей без вины; нет условия о  праве  короля  брать
дар со всех волостей новгородских, о праве  охотиться  в  известных  местах,
посылать своего осетреника и медовара;  о  праве  посылать  своего  мужа  за
Волок; замечательно в договоре с Казимиром выражение "вольные люди", которое
повторяют новгородцы, говоря о себе, чего не находим в прежних  договорах  с
князьями Рюриковичами; наконец, должно заметить, что новгородцы  требуют  от
Казимира присяги за Раду литовскую, о Польше не упоминается ни слова.
     Отправивши послов в Литву, послали сказать псковичам: "Вашего  посла  к
великому князю не хотим поднимать, и сами ему челом бить не хотим; а  вы  бы
за нас против великого князя на коня сели, по своему с нами миродокончанию".
Псков дал на это такой  ответ:  "Как  вам  князь  великий  отошлет  складную
грамоту, то объявите нам, мы тогда, подумавши, ответим". Но псковичи недолго
думали и объявили московскому послу, что будут помогать великому князю.
     Последний, узнав о победе литовской стороны, хотел испытать еще  мирные
средства и отправил в Новгород посла с жалованием и добрыми  речами,  "чтобы
отчина его, новгородцы, от православия не отступали, лихую мысль  из  сердца
выкинули, к латинству не приставали и ему бы, великому князю, челом били, да
исправились, а  он,  великий  государь,  жалует  их  и  в  старине  держит".
Митрополит Филипп также послал увещательные грамоты: "Сами знаете,  дети,  с
какого времени господари  православные,  великие  князья  русские  начались;
начались они с великого князя Владимира, продолжаются  до  нынешнего  Иоанна
Васильевича; они господари христианские русские и  ваши  господа,  отчичи  и
дедичи, а вы их отчина из старины мужи вольные. Господин  и  сын  мой  князь
великий сказывает, что жаловал вас и в  старине  держал  и  вперед  жаловать
хочет, а вы, сказывает, своих обещаний ему  не  исполняете...  Ваши  лиходеи
наговаривают  вам  на  великого  князя:  "Опасную-то  грамоту   он   владыке
нареченному дал, а между тем псковичей на нас поднимает и сам хочет  на  нас
идти". Дети! Такие мысли враг дьявол вкладывает людям: князь великий еще  до
смерти владыки и до вашего  челобитья  об  опасной  грамоте  послал  сказать
псковичам, чтобы они были готовы идти на вас,  если  вы  не  исправитесь;  а
когда вы прислали челобитье, так и его жалованье к вам  тотчас  пошло.  И  о
том,  дети,  подумайте:  царствующий  град  Константинополь   до   тех   пор
непоколебимо стоял, пока соблюдал православие; а когда оставил истину, то  и
впал в руки поганых.  Сколько  лет  ваши  прадеды  своей  старины  держались
неотступно; а вы при конце последнего времени,  когда  человеку  нужно  душу
свою спасать в православии, вы теперь, оставя старину, хотите за  латинского
господаря закладываться! Много у вас людей молодых, которые еще  не  навыкли
доброй старине, как стоять и поборать по благочестии, а иные,  оставшись  по
смерти отцов ненаказанными, как жить в благочестии,  собираются  в  сонмы  и
поощряют на земское неустроение. А вы, сыны православные,  старые  посадники
новгородские и тысяцкие, и бояре, и купцы, и  весь  Великий  Новгород,  сами
остерегитесь, старые молодых понаучите, лихих удержите от  злого  начинания,
чтоб не было у вас латинские похвалы на веру православных людей".
     Все эти увещания не помогли, надобно было садиться на коня. В мае  1471
года великий князь созывает на думу братьев своих,  митрополита,  архиереев,
бояр и воевод, объявляет, что необходимо выступить в поход на новгородцев за
их отступление, но спрашивает,  выступать  ли  немедленно  или  ждать  зимы,
потому что земля Новгородская наполнена большими озерами,  реками,  болотами
непроходимыми; прежние великие князья летом на Новгород не хаживали,  а  кто
ходил, тот много людей терял. Решили выступить немедленно, и  великий  князь
занялся распоряжениями к походу: беречь Москву и управлять Русскою землею во
время отсутствия своего оставил сына Иоанна, при котором приказал быть брату
Андрею Васильевичу Старшему вместе с служилым татарским царевичем  Муртозою.
С собою в поход брал великий князь братьев - Юрия, Андрея Меньшого и Бориса,
князя Михаила Андреевича Верейского с сыном и другого  татарского  служилого
царевича - Даньяра; выпросил с собою в поход  у  матери  дьяка  ее,  Степана
Бородатого, знавшего хорошо летописи, умевшего приискать в них, что нужно  к
делу: на случай если придут новгородские послы, то Степан напомнит ему,  что
говорить о их старых изменах, как они изменяли в давние времена  отцам  его,
дедам и прадедам. В Новгород отправлен был посол с разметными  грамотами,  в
Тверь - с просьбою о  помощи,  во  Псков  и  Вятку  -  с  приказом  идти  на
новгородские  владения.  И  прежде  в  летописях  отражается  нерасположение
северо-восточного народонаселения  к  Новгороду:  но  теперь,  при  описании
похода  1471  года,  замечаем  сильное  ожесточение.  "Неверные,  -  говорит
летописец, - изначала не знают бога; а эти новгородцы  столько  лет  были  в
христианстве и под конец начали отступать к латинству; великий  князь  пошел
на них не как на христиан, но  как  на  иноязычников  и  на  отступников  от
православия; отступили они не только  от  своего  государя  -  и  от  самого
господа бога; как прежде прадед его, великий князь Димитрий,  вооружился  на
безбожного Мамая, так и  благоверный  великий  князь  Иоанн  пошел  на  этих
отступников".
     Первый отряд под начальством  князя  Даниила  Дмитриевича  Холмского  и
боярина Феодора Давыдовича в числе 10000 выступил в начале июня к  Русе;  за
ним  пошел  отряд  под  начальством  князя   Оболенского-Стриги   вместе   с
Даньяровыми татарами к  Вышнему  Волочку  и  потом  по  Мсте;  трое  братьев
великокняжеских и князь  Верейский  двинулись  с  полками  каждый  из  своей
отчины. Все эти войска вступили разными  дорогами  в  Новгородскую  землю  и
начали страшно опустошать ее: воеводам велено было  распустить  ратников  по
многим  местам  -  жечь,  пленить  и  казнить  без  милости  жителей  за  их
неисправление к своему государю, великому князю. Сам Иоанн выступил 20  июня
с главными силами и царевичем Даньяром. 23 пришел в Волок, 29 остановился  в
Торжке, куда явились к нему воеводы тверские со многими  людьми,  явились  и
послы псковские  с  объявлением,  что  Псков  сложил  крестное  целование  к
Новгороду.
     К  московскому  князю  приходила  помощь  с  разных  сторон;   Великому
Новгороду не было помощи ниоткуда; король Казимир не  трогался;  даже  князь
Михаил Олелькович, услыхав о смерти брата своего, Семена, в  Киеве,  еще  15
марта уехал из Новгорода да на дороге пограбил Русу и от нее  все  места  до
самой границы; другого служилого князя  своего,  Рюриковича,  князя  Василия
Шуйского-Гребенку, новгородцы отправили на  защиту  Заволочья;  они  послали
просить помощи у Ордена, и магистр ливонский писал  к  Великому,  что  Орден