И  прежде   не   раз   великие   князья   литовские   предлагали   свое
покровительство Новгороду; их  предложения  были  отвергаемы;  и  нельзя  не
заметить, что главным побуждением  к  тому  было  иноверство  Гедиминовичей,
хотя, с другой стороны, и от Москвы  не  было  еще  тогда  такой  опасности,
которая бы заставила новгородцев быть внимательнее к предложениям из  Литвы.
Но мысль, что рано или поздно придется просить помощи у Литвы, эта мысль  не
могла уже быть  чуждою  в  Новгороде,  и  здесь  нашлись  люди,  которые  не
разделяли мнения большинства относительно препятствий к соединению с Литвою.
Заметно было уже и прежде раздвоение между гражданами  новгородскими,  между
лучшими и меньшими людьми; теперь,  в  решительную  минуту,  это  разделение
повело к разномыслию относительно самого важного шага, а это  разномыслие  в
свою очередь усиливало вражду между сторонами. Есть известие, что  будто  бы
еще в тридцатых годах столетия была в Новгороде  смута  от  желания  знатных
людей присоединиться к  Литве  В  решительную  минуту  борьбы  Новгород  был
разделен; в Москве не могли не  знать  о  существовании  литовской  стороны,
которая, разумеется, должна была утверждать, что соединение с  Литвою  вовсе
не опасно  для  православия,  что  в  старом  Киеве  такой  же  православный
митрополит, как и в Москве. Для ослабления литовской  стороны  надобно  было
возражать на это, надобно было удержать прежде всего  владыку  новгородского
от признания киевского митрополита Григория православным,  законным,  и  вот
Иоанн III посылает к владыке Ионе с такими речами:  "Тебе  известно,  откуда
пришел этот Григорий и от кого поставлен: пришел он  из  Рима,  от  папы,  и
поставлен в  Риме  же  бывшим  цареградским  патриархом  Григорием,  который
повиновался  папе  с  осьмого  собора.  Ты  знаешь  также,  за  сколько  лет
отделилась греческая церковь от латинской, и святыми отцами утверждено, чтоб
не соединяться с латинством. Ты должен хорошо помнить,  какой  обет  дал  ты
Ионе-митрополиту, когда приезжал к нам в Москву: ты обещал не  приступать  к
Григорию, не  отступать  от  Ионы  -  митрополита  всея  Руси  -  и  от  его
преемников; такой же обет  повторил  и  митрополиту  Феодосию,  и  нынешнему
Филиппу... Так если тот Григорий начнет подсылать к тебе или к новгородцам с
какими-нибудь речами или письмами, то ты, богомолец наш, поберегись и  своим
детям внуши, чтоб Григорьеву посланию не верили,  речей  его  не  слушали  и
даров не принимали; да помни, отец, свой  обет,  который  ты  дал  на  своем
поставленьи отцу нашему, Ионе-митрополиту, и всем его преемникам".
     В челе стороны литовской стояли Борецкие, дети умершего посадника Исака
Борецкого. Мы видели, какое важное значение в семействах княжеских  получали
матери по смерти отцов; так было и в семьях частных: вдова Исака  Борецкого,
Марфа, имела сильную власть над детьми по обычаю и по  личному  характеру  и
посредством этой власти пользовалась могущественным влиянием на дела родного
города. Существование сильной стороны, Москве враждебной,  ожесточение,  так
резко обнаружившееся в некоторых новгородцах после похода  Василия  Темного,
не могли не  повести  к  враждебным  столкновениям  Новгорода  с  Москвою  в
княжение преемника Василиева: в  Новгороде  стали  утаивать  великокняжеские
пошлины; стали заводить опять за себя земли и воды,  уступленные  прежде  по
суду Москве; с большого веча шумная толпа людей являлась на  великокняжеский
двор, на Городище,  бранили,  бесчестили  наместников,  посла  Иоаннова;  по
одному из условий  договора  Васильева  московские  подданные,  тяжущиеся  с
новгородцами,  судились  новгородским  боярином  вместе  с   московским   на
Городище; новгородцы, забыв об этом условии, схватили на  Городище  каких-то
двух князей, за отказом в имени великого князя, людей их взяли, били,  свели
в город и мучили; наконец,  новгородские  порубежники  нападали  на  волости
московские. Великий князь во все это время был  занят  войною  казанскою;  с
другой стороны, по природной осторожности своей он мог бояться решительными,
строгими требованиями усилить,  увеличить  число  приверженцев  литовских  и
заставить Новгород поддаться Казимиру. Несколько раз отправлял он в Новгород
послов с требованием, чтобы отчина его исправилась, жила по старине.  Теперь
это слово "старина" в устах великокняжеских получала особое значение: до сих
пор в отношении к  великим  князьям  новгородцы  имели  важное  преимущество
действовать во имя  старины;  теперь,  замышляя  подданство  литовское,  они
теряли это преимущество, переходившее  на  сторону  великого  князя;  сперва
новгородцы не требовали от князей ничего более, кроме  исполнения  старинных
условий; теперь великий князь требует от новгородцев сохранения старины.
     И митрополит московский держался также старины: мы видели, что псковичи
постоянно тяготились зависимостью своей от владыки новгородского, который, в
их глазах, не исполнял своих обязанностей в отношении к  ним,  как  следует,
отчего происходили сильные неустройства в псковской  церкви.  В  конце  1463
года псковичи отправили к великому князю гонца с двумя  грамотами:  в  одной
написана была благодарность от всего Пскова за то, что Иоанн прислал воеводу
своего оборонять Псков от немцев, причем  прибавлено:  "Хотели  мы  слать  к
тебе, своему государю,  людей  честных,  посадников  и  бояр,  да  затем  не
послали, что не пропустит Великий  Новгород".  Великий  князь  с  удивлением
сказал гонцу: "Как это вы побоялись моей  отчины,  Великого  Новгорода?  Как
новгородцам не пропустить ваших послов ко мне, когда они у меня  в  крестном
целовании?" Другая грамота объясняла дело: в  ней  псковичи  просили,  чтобы
великий князь велел митрополиту поставить особого владыку во  Псков,  их  же
брата, псковитина. Иоанн отвечал: "Это дело великое: хотим  о  нем  с  отцом
своим, митрополитом, крепко подумать; отец наш пошлет  за  архиепископами  и
епископами, и если они все согласятся, то мы  вам  дадим  знать".  В  начале
следующего года псковичи возобновили просьбу через знатных  послов,  которые
привезли великому князю в подарок 50  рублей;  но  успеха  не  было:  Иоанн,
подумавши с  митрополитом,  объявил,  что  нельзя  быть  во  Пскове  особому
владыке, потому что с самого начала не бывал и нет стола во Пскове. Псковичи
принуждены были возвратить новгородскому владыке воды, земли и  все  оброки,
которые было захватили в надежде, что Москва исполнит их  желание.  В  конце
1468 года они  попытались  было  опять  ввести  новизну  в  своем  церковном
управлении, и опять неудачно: все монахи и священники  псковские,  все  пять
соборов, благословивши посадников и весь Псков  на  вече,  сказали:  "Хотим,
дети, между собою, по правилам св. апостол и св. отец,  во  всем  священстве
крепость положить, как нам управляться и жить по Номоканону; а вы нам, дети,
будьте поборники, потому что здесь правителя над нами нет и нам самим  между
собою крепости удержать нельзя, да и вы иногда вступаетесь миром в церковные
дела не по правилам: так мы хотим и на  вас  такую  же  крепость  положить".
Псков им отвечал: "То ведаете вы, все божие священство; и мы  вам  поборники
на всякий добрый совет". Тогда все пять соборов и  все  священство  написали
грамоту из Номоканона о своих священнических крепостях и о церковных делах и
положили грамоту в ларь, а для исполнения грамоты правителями над  собой  на
вече перед всем Псковом посадили  двоих  священников.  Но  скоро  клеветники
встали на одного из этих правителей, и  он  убежал  в  Новгород  к  владыке.
Владыка, узнавши о новизне, приехал в начале 1469 года во Псков  и  спросил:
"Кто это так сделал без моего ведома? Я сам  хочу  здесь  судить,  и  вы  бы