литовского на пригороды не просить и не принимать князей из Литвы в  Великий
Новгород. А на владычество нам  выбирать  по  своей  старине;  ставиться  же
нашему владыке у гроба св. Петра-чудотворца в Москве у вас, великих  князей,
и у вашего отца митрополита, какой митрополит у вас в Москве ни будет;  а  в
другом месте, кроме Москвы, нам владыки нигде не ставить".
     Новгородцы начали переговоры с великим князем, еще  не  зная  о  другом
своем несчастье: в Двинской области воевода их, князь Василий Шуйский,  имея
двенадцатитысячный отряд войска, встретился на  берегах  Двины  с  устюжским
великокняжеским воеводою Образцом и вятчанами, у  которых  было  менее  4000
войска: жаркая битва продолжалась целый день, секлись, схватывая друг  друга
за руки; двинский знаменщик был убит, знамя подхватил  другой,  убит  был  и
этот, подхватил и третий, наконец убили и третьего,  знамя  перешло  в  руки
москвичей, и двиняне  дрогнули;  князь  Шуйский  спасся  бегством,  раненый;
новгородский летописец складывает вину поражения на двинян, говорит, что они
не тянули по князе Шуйском. С  другой  стороны,  вологодский  воевода  князя
Андрея Васильевича Меньшого повоевал Кокшенгу. Заключая договор по  старине,
Иоанн возвратил Новгороду его заволоцкие владения, но при  этом  был  сделан
строгий перебор, и новгородцы должны были отдать все волости великокняжеские
и ростовских князей, захваченные ими  прежде  и  в  последнюю  войну.  Таким
образом, многие волости разделились  пополам  между  Москвою  и  Новгородом,
например Емец, Матигоры, Кур-остров, Чухчелема, Ухть-остров,  Лисичь-остров;
другие, которые прежде мы видели за Новгородом,  отошли  все  к  Москве  без
раздела, например Колмогоры, Ненокса, Уна и проч.  Вся  земля  Новгородская,
говорит летописец, до самого моря  была  пожжена  и  попленена,  потому  что
опустошали ее не одни те войска, которые  были  с  великим  князем  или  его
братьями,  но  изо  всех  земель  московских  ходили  толпы  за  добычею   в
новгородские волости. Беды  не  прекратились  и  по  отходе  великокняжеских
войск: жители Русы, бежавшие в Новгород во время войны,  теперь  отправились
домой по Ильменю; но поднялась страшная  буря  и  потопила  их:  погибло  90
учанов и 60 малых судов, в одном месте нашли 120 трупов.  И  не  тут  только
природа объявила себя против Новгорода,  за  Москву;  опасения,  что  трудно
будет идти под Новгород летом по причине многих вод и болот, на этот раз  не
оправдались; как нарочно, лето было знойное, от мая до сентября не упало  ни
капли дождя; не было нигде преграды московским ратникам, которые гнали  скот
по болотам и местам, прежде непроходимым.
     1 сентября возвратился Иоанн в Москву: того  же  1471  года  в  декабре
приехал туда нареченный владыка новгородский Феофил и был  посвящен;  Феофил
просил свободы новгородским пленникам, и великий князь исполнил его просьбу;
отправил и наместников своих  в  Новгород  по-прежнему.  Казалось,  что  все
уладилось, но так могло казаться только: долговременное  отсутствие  великих
князей, долговременная невозможность для них заниматься  внутренними  делами
Новгорода ослабили, привели в забвение, но  не  уничтожили  прав  их  здесь;
теперь же великий  князь  московский  получил  возможность  дать  силу  этим
правам. При ослаблении власти княжеской вследствие постоянной борьбы  многих
князей-соперников образовались стороны,  также  постоянно  боровшиеся  между
собою; богатый боярин, имевший средства платить многочисленным вечникам, мог
отважиться  на  все,  мог  отважиться  вооруженною  рукою  мстить  за   свои
оскорбления; иногда целые улицы, целые концы враждовали друг с другом,  стоя
за то или другое лицо, за того  или  другого  чиновника  гражданского;  сила
решала спор;  предводитель  восторжествовавшей  стороны  достигал  должности
посадника и в этом звании позволял себе мстить тем  гражданам,  тем  улицам,
тем концам, которые были против него. Что оставалось побежденным  и  слабым?
Молчать и ждать благоприятных обстоятельств, ждать усиления  своей  стороны,
которое подаст им возможность собраться  на  вече,  низложить  соперников  и
поступить с ними по их же примеру. В таком состоянии находились дела,  когда
великий князь был далеко, а наместников мало  слушались.  Но  теперь,  когда
великий князь хотел и мог восстановить свое  старинное  значение  верховного
судьи, теперь стороне угнетенной не нужно  было  долго  дожидаться  удобного
случая к низложению врагов своих: она могла  отдать  свое  дело  на  решение
великого князя. Посадник степенный Василий  Ананьин  с  18  другими  боярами
своей стороны, наехавши с многочисленным отрядом на две  улицы,  Славкову  и
Никитину, людей переграбил и перебил, многих даже до смерти, имения взял  на
тысячу рублей. В то же время староста  Федоровской  улицы  Памфил  вместе  с
двумя боярами, которые участвовали и в нападении на  две  упомянутые  улицы,
ударил на двор двух братьев, бояр Полинарьиных, людей у них перебил,  имения
пограбил на 500  рублей.  Любопытно,  что  между  виновниками  этих  насилий
встречаем имена известных врагов Москвы: это обстоятельство может навести на
мысль, что здесь действовали также и причины политические, что на эту борьбу
должно смотреть  как  на  продолжение  борьбы  двух  сторон  -  литовской  и
московской. В нападении на Славкову и Никитину улицы участвовали:  Селезневы
- Матвей и  Яков,  которых  брат  Василий  был  казнен  вместе  с  Димитрием
Борецким; Андрей Телятев и Моисей Федоров; Павел Телятев и Яков Федоров были
также схвачены в Шелонской битве и отосланы в Коломну;  Афанасьевы,  которых
Иоанн, как увидим впоследствии, считал самыми жаркими  приверженцами  Литвы;
наконец, в числе вельмож, на которых  были  поданы  жалобы  и  которые  были
обвинены  Иоанном,  видим  Федора  Исакова  Борецкого.  Но  если   сообщники
степенного посадника Ананьина были приверженцами Литвы, то можно  заключить,
что и сам посадник  не  был  доброжелателем  Москвы.  Как  бы  то  ни  было,
обиженные посадником и его товарищами послали жаловаться на  них  в  Москву.
Псковский летописец говорит, что житые и младшие люди сами призвали великого
князя, потому что обижали их посадник и великие бояре, не знавшие над  собою
суда; но мы не можем принять этого известия без  ограничения:  кроме  борьбы
сословий тут мы  видим  и  борьбу  сторон,  ибо  между  врагами  Ананьина  и
товарищей его встречаем не одних житых и  младших  граждан,  но  также  бояр
Полинарьиных.
     22 октября 1475 года Иоанн выехал из Москвы в Новгород,  миром,  но  со
многими людьми; в Вышнем Волочке встретил его посол  от  владыки  Феофила  с
дарами, но тут же встретили его  и  жалобщики,  какой-то  Кузьма  Яковлев  с
товарищами; отсюда до  самого  Новгорода  по  всем  станциям  встречали  его
новгородские чиновники с подарками, начиная от подвойского до посадников,  и
между ними опять жалобники многие. За 90  верст  до  города  встретил  князя
владыка Феофил, воевода новгородский, князь  Василий  Васильевич  Шуйский  и
посадник степенный Ананьин со многими другими духовными,  боярами  и  житыми
людьми: владыка поднес две бочки вина, все остальные - по меху вина,  и  все
были угощены обедом. Проведя месяц  в  дороге,  21  ноября  Иоанн  въехал  в
Новгород, встреченный посадниками, житыми людьми, множеством народа, и  стал
на Городище; владыка прислал двух чиновников своих  распоряжаться  доставкою
съестных припасов ко двору великокняжескому; но великий князь не велел брать
от них кормов и осердился на владыку, зачем прислал людей непригожих к делу,
незначительных; владыка просил прощения чрез бояр, велел  отпускать  припасы