князь рязанский, который в договоре с  Иоанном  III  приравнен  к  удельному
московскому, в договоре со своим удельным, со своим младшим братом, требует,
чтоб тот "его великое княжение держал честно и  грозно  без  обиды",  а  сам
обещается:  "Мне,  великому  князю,   тебя   жаловать   и   заботиться   мне
(печаловаться) о тебе и о твоей отчине. И тебе подо мною  великого  княжения
не хотеть, ни твоим детям под моими детьми". Доказательством,  как  ослабели
родовые  понятия  и  как,   наоборот,   усилились   понятия   об   отдельной
собственности, о произволе  владельца  распоряжаться  своею  собственностью,
служит то, что рязанские князья считают необходимым внести  в  свой  договор
следующее условие: "Не будет у меня детей, и мне,  великому  князю,  великим
княжением благословить тебя, своего брата; а не будет у тебя детей, и  тебе,
моему брату, своей отчины не отдать никакою хитростью  мимо  меня,  великого
князя". В условии не было сказано, чтоб Феодору  не  отдавать  своей  отчины
мимо  детей  старшего  брата,  и  Феодор,  переживши  последнего  и   умирая
бездетным, счел себя вправе отказать  свой  удел  мимо  племянника  великому
князю московскому. Старший брат, великий  князь  Иван,  умер  в  1500  году,
оставя пятилетнего сына, именем также Ивана,  под  опекою  матери  и  бабки.
Каковы были тогдашние отношения  Рязани  к  Москве  в  то  время,  видно  из
следующего наказа, данного Иоанном  III  Якову  Телешову,  который  провожал
через рязанские владения кафинского посла. Телешов  должен  был  поклониться
великой  княгине  рязанской  Агриппине  и  сказать  ей  от  великого   князя
московского: "Твоим людям служивым, боярам и детям боярским и сельским  быть
всем на моей службе; а торговым людям, лучшим, средним и черным, быть у тебя
в городе; если же кто ослушается  и  пойдет  на  Дон,  таких  ты  велела  бы
казнить, а не станешь казнить, так я велю их казнить и продавать".
     Рязань,  т.  е.  волости  Переяславская,  Ростиславльская  и  Пронская,
благодаря  родственным  связям,  малолетству   князей   и   опеке   княгинь,
беспрекословно исполнявших приказы из Москвы, не  была  еще  присоединена  к
Московскому  княжеству  при  Иоанне  III,  который  удовольствовался  только
присоединением Перевитска и Старой Рязани. Но в другом положении  находилась
Тверь: здесь был князь взрослый, привыкший к  самостоятельности,  ибо  после
Димитрия Донского тверские князья постоянно сохраняли равенство положения  с
московским; мы видели, в каких тесных родственных связях находился Иоанн III
с тверскими князьями. В  начале  своего  правления  он  заключил  договор  с
шурином своим, князем Михаилом Борисовичем тверским, и в этом  договоре  нет
ничего особенного против прежних; подобно отцу своему, Михаил обязался  быть
на Орду, немцев, поляков и Литву заодно с московским князем; мы видели,  что
он ревностно помогал ему даже и против Новгорода, несмотря на то что еще под
1476 годом встречаем известие об отъезде из Твери в Москву целой толпы  бояр
и детей боярских; конечно, по договору они имели право отъехать, но  все  же
этого явления, занесенного по  своей  важности  в  летопись,  мы  не  должны
оставлять без внимания. Как бы то ни было, разрыва между Москвою и Тверью не
видим до конца 1484 года; в это время в Москве узнали,  что  тверской  князь
начал держать дружбу с Казимиром литовским и женился  на  внуке  последнего.
Договор, заключенный между  Михаилом  и  Казимиром,  дошел  до  нас;  в  нем
говорится, что Казимир будет помогать Михаилу везде, где тому понадобится, а
Михаил обязывается, где будет близко, сам  идти  со  всею  силою  на  помощь
королю и стоять с ним заодно против всех сторон, не исключая ни  одной.  Эти
обязательства были явным нарушением обязательств, заключенных  с  московским
князем,  и  потому  последний  объявил  Михаилу  войну.  Москвичи  попленили
Тверскую область, взяли и сожгли города;  Тверь  не  могла  воевать  одна  с
Москвою и при Димитрии Донском; понятно, почему она не  могла  выставить  ей
сопротивления при  Иоанне  III;  литовская  помощь  не  являлась,  и  Михаил
принужден был отправить в Москву епископа с боярами бить челом о мире; Иоанн
дал мир, потому что не любил ничего делать  с  одного  раза,  а  приготовлял
верный успех исподволь. Новый  договор,  заключенный  между  двумя  великими
князьями, сильно рознился от прежнего;  в  нем  Михаил,  подобно  рязанскому
князю, обязался иметь московского князя  и  сына  его  старшими  братьями  и
приравнивался к удельному  Андрею  Васильевичу;  обязался  сложить  крестное
целование к Казимиру торжественно  перед  послом  московским;  вперед  ни  с
Казимиром и ни с кем из  его  преемников  не  заключать  мира  и  союза,  не
отправлять к ним послов без ведома и думы князей  московских;  если  великий
князь литовский пришлет с чем-нибудь к тверскому, то последний  обязан  дать
знать об этом в Москву, обязан быть всегда  на  литовского  князя  заодно  с
московским; наконец, Иоанн вытребовал  у  Михаила  следующее  обязательство:
"Если тебе надобно будет отправить послов в Орду, то послать  тебе  туда  по
думе с нами, великими князьями; а без нашей думы тебе в Орду не посылать".
     Нарушение первого  договора  и  обнаружение  беспомощной  слабости  при
заключении второго не могли заставить победителя уважать права побежденного,
если мы даже и не предположим в  Иоанне  обдуманного  намерения  мало-помалу
обессилить Тверь и привести ее к необходимости  покориться.  В  тот  же  год
(1485),  говорит  летописец,  приехали  из  Твери  служить  великому   князю
московскому  князь  Андрей   Микулинский   и   князь   Осип   Дорогобужский:
Микулинскому Иоанн дал Дмитров,  а  Дорогобужскому  -  Ярославль.  Тогда  же
приехали и бояре тверские служить к  великому  князю  на  Москву,  не  могши
сносить обид от него, потому что много было обид им от  великого  князя,  от
бояр его и детей боярских при спорах о землях; если там, где межи сошлись  с
межами, обидят московские дети боярские, то пропало; а если тверичи  обидят,
то князь великий с бранью и с угрозами посылает  к  тверскому,  ответам  его
веры не дает, суду быть не позволяет. В таких обстоятельствах  Михаил  опять
завел сношения с Литвою; но гонец его был перехвачен, грамота  доставлена  в
Москву, откуда скоро пришли в Тверь грозные, укорительные  речи.  Испуганный
Михаил отправил владыку бить челом  Иоанну,  но  тот  не  принял  челобитья;
приехал князь Михаил Холмской с челобитьем - этого  Иоанн  не  пустил  и  на
глаза и стал собирать войско.  В  августе  выступил  он  на  Тверь  с  сыном
Иоанном, с  братьями  Андреем  и  Борисом,  с  князем  Федором  Бельским,  с
итальянским мастером Аристотелем, с пушками, тюфяками и пищалями. 8 сентября
московское войско обступило Тверь, 10-го зажжены посады, 11-го  приехали  из
Твери к великому князю в стан князья  и  бояре  тверские,  крамольники,  как
выражается летописец, и били челом в службу; Михаил Борисович ночью убежал в
Литву, видя свое изнеможение, а Тверь присягнула Иоанну, который  посадил  в
ней сына своего. В некоторых летописях прямо сказано, что Иоанн  взял  Тверь
изменою боярскою; в других же находим известие, что главным крамольником был
князь Михаил Холмской, которого после Иоанн сослал в заточение в Вологду  за
то, что, поцеловавши крест своему князю Михаилу, Холмской отступил от  него.
"Нехорошо верить тому, кто богу лжет", - сказал Иоанн при  этом  случае.  Из
семейства великокняжеского взята была в  Твери  мать  Михайлова,  у  которой
Иоанн допытывался, где казна сына ее; старая княгиня  отвечала,  что  Михаил
увез все с собою в Литву, но после служившие у нее женщины донесли, что  она
хочет отослать казну к сыну, и  действительно  нашли  у  нее  много  дорогих