грамотный, ловкий, смышленый делец; тут был и Федор Андронов, бывший
московский кожевник, поднявшийся в смутное время, умевший приблизиться к
первому Лжедимитрию, умевший найти почетное место и при втором в Тушине.
Эти люди объявили, что согласны признать царем московским сына
королевского Владислава, и написали условия: неприкосновенность
православной русской веры; неприкосновенность прав высших сословий;
перемена законов зависит от бояр и всей земли; никого не казнить, не осудя
прежде с боярами и думными людьми; людей великих чинов невинно не
понижать, а меньших людей возвышать по заслугам. В этом последнем условии
сказалось влияние дьяков и людей, подобных Андронову, которых было много в
тушинском стане; незнатные, выхваченные бурями смутного времени снизу
наверх, хотят удержать свое положение и требуют, чтоб новое правительство
возвышало людей низших сословий по заслугам, которые они ему окажут.
Выговорено было и другое любопытное условие, в котором видно влияние
Салтыкова и других приверженцев первого Лжедимитрия, видно влияние долгого
пребывания русских в Тушине вместе с чужеземцами, - выговорено, что для
науки вольно каждому из народа московского ездить в другие государства
христианские. Но, выговорив для себя свободный выезд за границу, тушинцы
вытребовали, чтоб переход крестьянский был запрещен и чтоб король не давал
вольности холопям.
   Между тем в Тушине продолжалось волнение; Марина тайком убежала из
стана сперва к Сапеге, который снял осаду ТроицкоГо' монастыря в начале
1610 года и расположился в Дмитрове; отсюда уже Марина отправилась в
Калугу к мужу, который не терял еще надежды, поддерживаемый
преимущественно казаками.
   Наконец, в первых числах марта 1610 года Рожинский зажег тушинский стан
или, скорее, город и пошел по дороге к Волоколамску. Так Москва без битвы
освободилась от Тушина; скоро и Сапега оставил Дмитров и двинулся также к
Волоколамску, вследствие чего князь Скопин мог беспрепятственно вступить в
Москву.
   10. Торжество Скопина и смерть его. Знаменитому воеводе было не более
24 лет от роду. В один год приобрел он себе славу, которую другие
полководцы приобретали подвигами жизни многолетней, и, что еще важнее,
приобрел сильную любовь всех добрых граждан, желавших земле успокоения от
смут; в то время как старый нелюбимый дядя его Василий не мог ничего
сделать для государства, сидя в осаде, и вследствие этого бездействия
исчезал для земли, самая видная, царственная деятельность принадлежала
Скопину:
   с его именем для добрых граждан связана была надежда на избавление, на
лучшее будущее. Наружность и характер Скопина много содействовали также
приобретению любви народной: это был красивый молодой человек,
обнаруживший светлый ум, зрелость суждения не по летам, в деле ратном
искусный, храбрый и осторожный вместе, ловкий в обхождении с иностранцами;
кто знал его, все отзывались об нем как нельзя лучше.
   Таков был человек, которому, по-видимому, суждено было очистить
Московское государство от воров и поляков, поддержать колебавшийся престол
старого дяди, примирить русских людей с фамилиею Шуйских, упрочить ее на
престоле царском, ибо по смерти бездетного Василия голос всей земли не мог
не указать на любимца народного. Но если граждане спокойные, найдя себе
точку опоры в племяннике царском, для блага земли и самого Скопина должны
были терпеливо дожидаться кончины царя Василия, чтоб законно возвести на
престол своего избранника, чистого от нареканий в искательствах
властолюбивых, то не хотел спокойно дожидаться этого Ляпунов, не умевший
сдерживать своих порывов, не сознававший необходимости средств чистых для
достижения цели высокой, для прочности дела. Ляпунов отправил к Скопину
посланников, которые поздравили его царем от имени Ляпунова и подали
грамоту, наполненную укоризнами против царя Василия. В первую минуту
Скопин разорвал грамоту и велел схватить присланных, но потом позволил им
упросить себя и отослал их назад в Рязань, не донеся в Москву. Этим
воспользовались, чтоб заподозрить Скопина в глазах дяди.
   21 марта 1610 года Скопин с Делагарди имел торжественный въезд в Москву
и был встречен москвичами с восторгом. Царь Василий встретил племянника
также очень ласково, но иначе вел себя брат царский, князь Димитрий
Иванович Шуйский, который считал себя наследником престола и, увидав себе
страшного соперника в Скопине, возненавидел его. Делагарди, слыша толки о
зависти и ненависти, остерегал Михаила, уговаривал его как можно скорее
оставить Москву и выступить к Смоленску против Сигизмунда, положение
которого было вовсе не блестящее: Смоленск не сдавался, северские города
нужно было брать с большими усилиями, со страшною резнђю. Рожинский с
тушинскими поляками, остановившийся в Иосифовом Волоколамском монастыре,
умер там; после его смерти поляки были вытеснены из монастыря русскими и
шведскими их союзниками, причем должны были покинуть русских, выведенных
ими из Тушина, и в том числе митрополита Филарета, который, таким образом,
получил возможность уехать в Москву. Одна часть этих тушинских беглецов
ушла к Лжедимитрию в Калугу, другая решилась соединиться с королем, но
самозванец и Сигизмунд оба не много выигрывали от этой помощи; первый
видел московские отряды под самою Калугою, а король, который поспешил под
Смоленск с малыми силами в надежде на смуты, терзавшие Московское
государство, теперь должен был бояться неравной борьбы с врагами сильными
и раздраженными. Видя опасность, он попытался было войти в переговоры с
московским царем, но Василий, ободренный благоприятным оборотом дел,
отклонил их. Счастье, впрочем, улыбнулось Шуйскому на очень короткое время.
   23 апреля князь Скопин на пиру у князя Воротынского занемог
кровотечением и после двухнедельной болезни умер. Пошел общий, хотя
неосновательный, слух об отраве, и преступление было приписано князю
Димитрию Шуйскому, подозревали и самого царя Василия. Смерть Скоцина и это
подозрение были гибельны для Шуйского, ибо один Скопин был крепкою связью
между царем и народом, поддерживая в последнем надежду на лучшее будущее.
Но теперь будущее для народа нисколько уже не связывалось с фамилиею
Шуйских: царь Василий стар и бездетен, брата его Димитрия и прежде не
любили, не уважали, а теперь обвиняли в отравлении племянника. Когда,
таким образом, смертью Скопина порвана была связь русских людей с
Шуйскими, когда взоры многих невольно и тревожно обращались в разные
стороны, ища опоры для будущего, раздался голос, призывавший к выходу из
тяжелого положения: то был голос знакомый, голос Ляпунова. Рязанский
воевода поднимается против Шуйского, требует его свержения, в Калуге
заводит переговоры с самозванцем, в Москве совещается с князем Василием
Васильевичем Голицыным, который сильно желает занять престол по свержении
Шуйского.
   //. Сведение царя Василия с престола. В то время когда Уже Ляпунов