боярским розданы были земли в покоренных областях; князь  Шуйский  послал  в
Ревель с требованием, чтоб он последовал примеру Дерпта, что в таком  случае
государь даст ему  большие  привилегии,  чем  те,  которыми  он  пользовался
прежде; в противном  же  случае  да  страшится  царского  гнева.  Ревель  не
покорился, но покорилось несколько других городов, число  которых  с  прежде
завоеванными дошло к осени уже до 20. Совершивши такой блистательный  поход,
воеводы, по тогдашнему обычаю, отправились  в  Москву  в  сентябре,  оставив
гарнизоны в  завоеванных  городах.  Этим  удалением  воспользовался  магистр
Кетлер: собравши более 10000 войска, он осадил Ринген и взял его  приступом,
потерявши, как  шел  слух,  2000  человек  Шуйск.  Воеводы,  остававшиеся  в
Ливонии, не могли собрать более 2000  человек,  не  могли  потому  выдержать
натиска немцев и при встрече с магистром обратились в бегство, могли  только
бить отдельные отряды немцев, посылаемые за сбором кормов; немцы  пробрались
и в  собственно  русские  владения,  сожгли  посад  у  псковского  пригорода
Красного, были и под Себежом,  сожгли  монастырь  святого  Николая.  Взятием
Рингена, впрочем, магистр должен был удовольствоваться:  с  таким  небольшим
войском, какое было у него, он не мог предпринять осады  более  значительных
городов и ушел назад в конце октября. Во время  осады  Рингена  все  мужчины
были выведены из Дерпта во Псков и оставались там до тех пор,  пока  магистр
ушел назад в Ригу, тогда их возвратили к семействам, которым в их отсутствие
не было сделано ни малейшего вреда, по  свидетельству  немецкого  летописца;
эта мера  объясняется  известием  русских  летописей,  что  дерптские  немцы
ссылались с магистром, звали его к  своему  городу,  где  по  их  словам,  у
русских было мало войска.
     Кетлер накликал месть своим походом; в генваре  1559  года  вступило  в
Ливонию большое московское войско (130000 - по немецким известиям),  разбило
немцев при Тирзене и без сопротивления уже целый месяц пустошило всю землю с
одной стороны до моря, с другой - до границ прусских и  литовских,  не  щадя
младенцев во чреве матерей.
     Ливонское правительство  обратилось  к  сыну  Густава  Вазы  шведского,
герцогу Иоанну, правителю Финляндии, с просьбою ссудить 200000  рейхсталеров
и войско, предлагая в залог несколько земель в Ливонии. Молодой принц, желая
распространения своих владений на счет этой страны, был не прочь вступить  в
переговоры, но старик отец посоветовал ему не вступаться никаким  образом  в
дело, ибо тогда нужно будет поссориться не  с  одною  Москвою,  но  также  с
императором,  королями  польским  и  датским,  которые  все  объявляют  свои
притязания на Ливонию. Когда ревельские суда напали  в  шведских  водах  при
Биорке и Ниланде на лодки русских купцов и овладели ими, перебив  людей,  то
ревельцев захватили за это в Выборге, и  король  отправил  в  Финский  залив
вооруженные суда для безопасности русских купцов, о чем дал знать в  Москву.
Иоанн так отвечал ему на это: "Ты писал к нам о неправдах колыванских  людей
(ревельцев) и о своей отписке, которую послал в Колывань:  мы  твою  грамоту
выслушали и твое исправленье уразумели. Ты делаешь гораздо,  что  свое  дело
исправляешь; нам твое дело полюбилось, и мы за это твою старость  хвалим;  и
вперед ты бы к нам свою службу исполнял и нашим губителям  недружбу  делал".
Орден отправил послов и прямо в Стокгольм к Густаву  с  просьбою  о  помощи;
послы представили старому королю, что  они  ждут  также  сильной  помощи  от
императора, немецких князей и  короля  польского,  что,  следовательно,  ему
вместе с такими союзниками нечего бояться Москвы. Густав отвечал им, что  на
помощь немцев и поляков полагаться нечего:  императору  и  немецким  князьям
впору отбиваться от турок, а польский король обещал и  ему  помощь  в  войне
московской и обманул; точно так же поступил с ним и Орден; но  он  не  хочет
помнить зла и будет просить царя за Ливонию. Эта просьба, впрочем,  была  не
очень усильна; Густав писал Иоанну: "Мы просим вас за ливонцев собственно не
для них (потому что они и с нами не очень хорошо поступили), но чтоб угодить
императору, который нам приказывал и просил об этом. Да будет вам  известно,
что мы немедленно хотим отправить посланника к ливонцам,  велим  спросить  у
них, хотят ли они пасть вам в ноги и все исполнить как следует. Мы дадим вам
знать, какой ответ получим от них". Шведский посол говорил  в  Москве:  "Его
величество,  государь  мой,  стоит  теперь  с  тяжким  оружием,  со  многими
кораблями и не хочет пропускать  ни  датских,  ни  немецких  людей,  которые
захотят идти на помощь ливонцам". Иоанн отвечал Густаву: "Мы прежде  думали,
что ты от себя хлопочешь за ливонцев, что так  тебе  надобно,  а  теперь  ты
пишешь, что делаешь это для императора: так  если  ливонское  дело  тебе  не
очень надобно, то ты бы к ливонцам и не посылал, чтоб они били мне челом".
     Ревельцы, не ожидая ниоткуда бескорыстной помощи, обратились к датскому
королю Христиану III прямо с просьбою принять их в свое подданство, так  как
некогда Эстония и Ревель были под властию Дании. Но и Христиан III,  подобно
Густаву  Вазе,  был  старик,  приближавшийся  к  гробу;  он  объявил  послам
ревельским, что не может принять в подданство их страны, потому что не имеет
сил защищать ее в таком отдалении и от  такого  сильного  врага;  он  взялся
только ходатайствовать за  них  в  Москве;  назначил  послов,  но  умер,  не
отправив  их,  и  послы  эти  явились  в  Москве  уже  от  имени  наследника
Христианова, Фридриха II. Король в очень вежливых  выражениях  просил,  чтоб
царь запретил войскам своим входить  в  Эстонию,  как  принадлежащую  Дании.
Иоанн отвечал: "Мы короля от своей любви не отставим: как ему пригоже быть с
нами в союзном приятельстве, так мы его  особою  в  приятельстве  и  союзной
любви учинить хотим. Тому уже 600 лет, как великий государь русский  Георгий
Владимирович, называемый Ярославом, взял землю Ливонскую всю и  в  свое  имя
поставил город Юрьев, в Риге и Колывани церкви русские и дворы поставил и на
всех ливонских людей дани  наложил.  После,  вследствие  некоторых  невзгод,
тайно от наших прародителей взяли было  они  из  королевства  Датского  двух
королевичей; но наши прародители за то на  ливонских  людей  гнев  положили,
многих мечу и огню предали, а тех королевичей  датских  из  своей  Ливонской
земли вон выслали. Так Фридрих-король в наш город Колывань не вступался бы".
На просьбу не притеснять ливонцев царь велел отвечать послам:  "Все  ливонцы
от прародителей наших извечные наши данники;  как  мы  остались  после  отца
своего трех лет, то наши неприятели пограничные, видя то, наступили на  наши
земли, а люди Ливонской земли, смотря на наши  невзгоды,  перестали  платить
дань, и в Риге церковь нашу во имя Николы чудотворца, гридни и палаты отдали
литовским попам и купцам; в Колывани русские  гридни  и  палаты  колыванские
люди за себя взяли, в Юрьеве церковь Николы-чудотворца разорили, конюшню  на
том месте поставили, а улицами русскими, палатами и погребами  юрьевцы  сами
завладели". Однако, желая,  как  видно,  иметь  все  войска  свои  на  южных
границах для действия  против  крымцев,  царь  дал  датским  послам  опасную
грамоту на имя ливонских правителей; в грамоте говорилось,  что  для  короля
Фридриха царь жалует перемирие Ордену от мая до ноября 1559 года; чтоб в это
время или сам магистр ударил ему  челом  в  Москве,  или  прислал  бы  самых
знатных людей для заключения вечного мира. Но Кетлер понимал, что челобитьем
нельзя получить выгодного мира; видя, что нет помощи ни  от  Швеции,  ни  от