возможности, сколько позволяли ей хозяйственные заботы. Женщина-мать  не  на
первом плане: кратко, в общих выражениях, говорится, что она вместе с  мужем
должна воспитывать детей в страхе божием и благочестии, должна учить дочерей
рукодельям; гораздо подробнее говорится, как  со  дня  рождения  дочери  она
должна  копить  ей  приданое;  материальные,  хозяйственные  заботы   должны
поглощать все существо женщины, начиная с двенадцатилетнего возраста,  когда
она могла по закону выходить замуж. Но вот она переступает порог дома,  едет
в гости; чего же требует от  нее  здесь  Домострой?  С  гостями  она  должна
беседовать о рукоделье и о домашнем строении:  как  порядок  вести  и  какое
рукодельице  сделать.  Необходимого  для  восстановления  нравственных   сил
развлечения, перемены занятия, перемены предмета для разговора нет и быть не
должно по общественным  условиям.  Домострой  совершенно  прав,  предписывая
женщине заниматься только хозяйством и  говорить  только  о  хозяйстве,  ибо
другого приличного для нее занятия, другого  приличного  для  нее  разговора
нет: если она не будет говорить  о  хозяйстве,  то  она  будет  пересмехать,
переговаривать;  дома  она  должна   постоянно   сидеть   за   работою   или
распоряжаться работами других, развлечения, каким она может предаться, - все
это развлечения постыдные, вредные: пустые, пересмешные разговоры с слугами,
разговоры с торговками, женками бездельными, волхвами. Повторяю, что  мы  не
имеем никакого права упрекать Домострой в жестокости к женщине; у  него  нет
приличных, невинных удовольствий, которые бы он мог предложить ей, и  потому
он принужден отказать ей во всяком удовольствии, принужден  требовать,  чтоб
она не  имела  минуты  свободной,  которая  может  породить  в  ней  желание
удовольствия неприличного или, что  всего  хуже,  желания  развеселить  себя
хмелем.  Сколько  женщин  по  доброй  воле  могло  приближаться  к   идеалу,
начертанному Домостроем; скольких надобно  было  заставлять  приближаться  к
нему силою и скольких нельзя было  заставить  приблизиться  к  нему  никакою
силою; сколько женщин предавалось названным неприличным удовольствиям? -  На
этот вопрос мы отвечать не решимся.
   Много глав посвящено в Домострое подробностям хозяйственным:  как  всякое
платье кроить, остатки и обрезки беречь, всякую посуду и снасть  ремесленную
в порядке держать, чтоб все было свое, не нужно было идти ни за чем на чужой
двор; как всякое платье носить бережно, как запас  годовой  и  всякий  товар
покупать; покупать все, чему привоз, что дешево; как огород и сад  водить  и
пр. т.п. В главе о том, как избу  устроить  хорошо  и  чисто,  видим  только
перечисление  посуды,  которую  должно  держать   в   чистоте   и   порядке;
предписывается мыть избу, стены, лавки, скамьи, пол, окна, двери; у  нижнего
крыльца класть сено для обтирания ног, перед дверями-рогожку или войлок.  Об
иконах говорится, что их должно ставить на стенах,  устроив  благолепно,  со
всяким украшением, светильниками и завесою.
   Всякий день муж с женою, детьми  и  домочадцами  поет  на  дому  вечерню,
повечерницу,  полунощницу.  После  правила  отнюдь  не  пить,  не  есть,  не
разговаривать; в полночь должно тайно вставать и со слезами богу молиться.
   Когда предлагается трапеза, то вначале священники прославляют отца и сына
и св. духа, потом богородицу, пречистый хлеб вынимают,  по  окончании  стола
пречистый хлеб воздвизают и, отпев достойно, едят и чашу пречистой  пьют;  а
потом о здравии и за упокой. Когда перед тобой поставят  пищу,  то  не  смей
хулить, а с благодарностию ешь. Очень любопытно наставление, как вести  себя
на свадьбе, показывающее нравы и обычаи времени: "Когда зван будешь на брак;
то не упивайся до пьянства и не засиживайся поздно, потому что в пьянстве  и
долгом сиденье бывает брань, свара, бой, кровопролитие. Не  говорю  не  пить
вовсе, нет! Но говорю не упиваться; я дара божия не хулю, но хулю пьющих без
воздержания".
   Что касается знаменитого сборника,  известного  под  именем  Макарьевских
Миней,  то  об  нем  всего  лучше  можно  получить  понятие  из  предисловия
(летописца) самого составителя: "1553 года, месяца ноября, дал я эту  святую
великую книгу Минею Четию, месяц ноябрь и прочие 12  великих  книг.  В  этих
Четиих Минеях все книги чтомые  собраны:  св.  евангелие-четыре  евангелиста
толковых,  св.  Апостол  и  все  св.  апостольские  послания  и   деяния   с
толкованиями, и три великих псалтири разных толковников и Златоустовы книги,
Златоструй и Маргарит, и Великий Златоуст,  и  Великий  Василий  и  Григорий
Богослов с толкованиями и великая книга Никонская с прочии посланиями его, и
прочие все святые книги собраны и написаны в них пророческие и  апостольские
и отеческие и праздничные слова и похвальные слова и всех святых отец  жития
и мучения святых мученик и святых мучениц, жития  и  подвиги  преподобных  и
богоносных отец и святых жен страдания и  подвиги;  и  все  святые  патерики
написаны,  азбучные,   иерусалимские,   египетские,   синайские,   скитские,
печерские и все святые книги собраны и написаны,  которые  в  Русской  земле
находятся, и с новыми святыми чудотворцами. Написал я  эти  святые  книги  в
Великом Новгороде, когда был там архиепископом, а писал и собирал их в  одно
место двенадцать лет многим имением и многими различными писарями,  не  щадя
серебра и всяких почестей,  особенно  много  трудов  и  подвигов  подъял  от
исправления иностранных и древних речений, переводя их на  русскую  речь,  и
сколько нам бог даровал уразуметь, столько и смог я исправить".
   До нас дошли и подробности, как трудился Макарий  при  составлении  своих
Миней; дошли имена грамотеев, которым он  поручал  написание  житий  святых:
так, под 1537 годом летописец говорит, что приехал в Новгород из Москвы  сын
боярский, храбрый воин, Василий Михайлович Тучков для  сбора  ратных  людей;
узнавши, что этот  Тучков  из  детства  навык  св.  писанию,  Макарий  начал
благословлять его на духовное дело, чтоб написал  житие  Михаила  Клопского,
оно и прежде было написано,  но  очень  просто,  потому  что  тогда  люди  в
Новгороде еще не были искусны в писании. По благословению  же  Макария,  уже
митрополита, инок Варлаам (в  миру  Василий)  написал  страдание  пресвитера
Исидора Нового и 72 русских людей, замученных  немцами  в  Юрьеве  Ливонском
(Дерпте), в княжение Иоанна III,  при  митрополите  Филиппе  и  новгородском
владыке Ионе: Исидор был священником при церкви св. Николая  и  св.  Георгия
Каппадокийского в Юрьеве  в  Русском  конце,  возбудил  против  себя  немцев
обличениями их веры, был схвачен с своими  прихожанами  во  время  крестного
хода на реку Омовжу в день Богоявления,  заключен  в  темницу,  на  увещания
принять латинство отвечал сильнейшими обличениями и утоплен в  той  же  реке
Омовже вместе с 72 русскими. Тот  же  Василий  (Варлаам)  написал  несколько
житий других святых, в том числе и житие Евфросина Псковского, о котором уже
выше было сказано. Летописец говорит, что в 1536 году, по приказанию владыки
Макария, была переведена толковая Псалтирь с латинского  языка  на  русский;
перевел Димитрий Толмач в глубокой старости.
   К описываемому времени относится  составление  Степенной  книги-изложения
церковных и гражданских событий русской истории с религиозной точки  зрения.
В описываемое время, как мы видели, явилась  потребность  писать  украшенным
языком; Макарий не был доволен древним житием св. Михаила Клопского, ибо оно
было очень просто написано. Степенная книга представляет образец того слога,