Сибирью. В песне о Мастрюке Темрюковиче описывается борьба черкасского князя
Мастрюка,  шурина  Грозного,  с  двумя  московскими  богатырями:   последние
остаются победителями. Как в этой песне, так и  в  песне  об  Ермаке,  самым
приближенным к царю лицом является большой боярин Никита Романович. Предания
о  грозном  царствовании,  богатом  казнями,  о  любимом  опричнике   Малюте
Скуратове, скором исполнителе кровавых приказаний, о ненависти  Годуновых  к
Романовым, о сыноубийстве, за которым следовало горькое раскаяние убийцы,  -
все эти предания, перемешавшись, исказившись в памяти народной, отозвались в
песне: "Никите  Романовичу  дано  село  Преображенское".  Иоанн  является  в
народной  памяти  грозным  царем,  покорителем  Казани,  Астрахани,  Рязани,
выводчиком измены из Киева  и  Новгорода,  Любопытно  видеть,  как  народные
сказания и песни, искажая главные события, верно сохраняют некоторые  мелкие
черты.  Известно,  что  Иоанн  в  припадке  гнева,  увидавши  человека   ему
неугодного, вонзал ему в ногу острый жезл свой; так  он  поступил  с  слугою
Курбского, подавшим ему письмо от своего господина. В песне Иоанн делает  то
же самое с  Никитою  Романовичем,  на  которого  Годуновы  донесли,  что  он
веселится во время скорби царя о потере сына. Мы упоминали о донском атамане
Мишке Черкашенине,  который  был  грозою  для  Азова;  в  песне  сохранилось
предание об этом польском  (степном)  атамане:  "За  Зарайском  городом,  за
Рязанью за Старою, издалеча из чиста поля,  из  раздолья  широкого,  как  бы
гнедого тура привезли убитого, привезли убитого атамана  польского,  атамана
польского, а по имени Михайла Черкашенина".
   Что касается вообще состояния  просвещения  в  Московском  государстве  в
царствование Грозного, то мы не могли не заметить  усиленного  литературного
движения против прежнего. Движения, и политическое и религиозное, возбуждали
умственную деятельность, вызывали на борьбу словом, к  которой  нельзя  было
приступить без приготовления, без  начитанности;  пример  царя  в  словесной
премудрости ритора и людей к нему близких не мог не иметь влияния;  духовное
оружие собиралось, складывалось в одно место, чтоб  удобнее  можно  было  им
пользоваться; митрополит Макарий собрал все известные на Руси духовные книги
в двенадцать громадных фолиантов; монастыри  продолжали  собирать  книги,  а
какую важность придавали они своим библиотекам, видно из того, что  при  них
были особые книгохранители; в Иосифовом Волоколамском монастыре  было  более
1000 книг. Несмотря,  однако,  на  усиление  литературной  деятельности,  на
распространение грамотности, общество, уважая грамотность, было  еще  далеко
до убеждения в необходимости ее даже для  членов  своих,  занимавших  первые
места в государстве; если в боярине князе Курбском видим  замечательного  по
тогдашним средствам писателя, то к соборной грамоте 1566 года двое  вельмож,
Иван Шереметев Меньшой и Иван Чеботов, рук не приложили, потому что  грамоте
не умели. В поручной записи по  боярине  Иване  Петровиче  Яковлеве  находим
припись: "Которые князья и дети боярские в сей записи написаны, а  у  записи
рук их нет: и те князья и дети боярские, ставши перед дьяком,  сказали,  что
они Ивана Петровича ручали, а у записи рук их нет, потому что они грамоте не
умеют". Были и такие, которые отвращали молодых людей от учения, стращая  их
помешательством ума и ересями. В Домострое не  видим  увещания  отцам  учить
детей  грамоте,  которая  признается  необходимостию  только  для  духовного
сословия и людей приказных. Мы видели, какие  средства  для  распространения
грамотности в Московском государстве употребил собор 1557 года. В житии  св.
Гурия казанского  говорится,  что  господин  посадил  его  в  темницу;  друг
приносил ему сюда бумаги и чернил, и святый писал книжицы в научение  детям,
продавал их и вырученные деньги раздавал нищим. В Западной России были школы
при церквах. В  1572  году  Димитрий  Митурич  просил  у  князя  Константина
Острожского участка пустой  земли,  с  тем  чтоб  не  нести  с  нее  никаких
повинностей, а только служить при церкви, держать школу и  быть  уставником.
Поссевин пишет, что князья Острожский и Слуцкий имеют  типографии  и  школы,
которыми шизма питается.
   К царствованию  Иоанна  IV  относится  и  введение  того  могущественного
средства, которое окрылило мысль человеческую-введение книгопечатания. Еще в
XV веке появилось книгопечатание в славянских странах: именно  в  Кракове  с
1491 года; с 1525 года видим книгопечатание и в Вильне. Царь  Иоанн  в  1548
году между другими мастерами выписал из Германии  и  типографов;  но  их  не
пропустили в Россию. В 1552 году датский  король  Христиан  III  присылал  в
Москву  Ганса  Миссенгейма  с  предложением  царю   принять   протестантизм;
Миссенгейм привозил с собою библию и две другие книги, в которых содержалась
сущность христианской веры по новому учению.  Если  бы  царь  согласился  на
предложение королевское, то Миссенгейм, переведя  привезенные  им  книги  на
русский язык, должен был напечатать их  в  нескольких  тысячах  экземпляров.
Неизвестно, как принят был Миссенгейм Иоанном; невероятно, чтоб царь поручил
устроение типографии человеку,  присланному  явно  с  целию  распространения
протестантизма. По русским известиям, царь, нуждаясь в церковных книгах  для
вновь строящихся многих церквей, велел скупать их на  торгах,  но  оказалось
очень  мало  исправных;  это  привело  Иоанна  к   мысли   о   необходимости
книгопечатания;  митрополит  Макарий  одобрил  эту  мысль,  и  с  1553  года
приступили к делу, построили дом царскою казною, в  котором  только  с  1563
года  начали  заниматься  книгопечатанием  два  мастера-дьякон   от   Николы
Гостунского, Иван Федоров, да Петр Тимофеев Мстиславец; кроме  них,  мы  уже
прежде встречали имя мастера печатных книг Маруши Нефедьева под 1556  годом.
1 марта 1564 года окончено было печатание первой книги-Деяний апостольских и
соборных посланий с посланиями апостола Павла. В XVII веке ходили слухи, что
эти первые мастера печатного дела  научились  своему  искусству  у  немцев:,
некоторые же говорили, что сначала русские мастера печатали книги  малыми  и
неискусными начертаниями, а после  выучились  печатать  лучше  у  немцев  (у
фрягов).
   Хотя книгопечатание было заведено с целью прекратить порчу  книг,  однако
при тогдашнем состоянии просвещения не  было  средств  поверить  славянского
текста греческим и из славянских  текстов  выбрать  лучший.  Доказательством
отсутствия просвещения служит то, что издатели текст Нового Завета  называют
текстом 70 толковников! Правописание в первой  печатной  нашей  книге  очень
плохое, но внешность, по времени, очень удовлетворительна.  Первые  мастера,
напечатавши в 1565 году  Часовник,  принуждены  были  бежать  из  Москвы  за
границу, обвиненные в ереси; они сами потом объясняли это  гонение  завистию
многих начальников, священноначальников и учителей, которые  на  них  многие
ереси умышляли, желая благое претворить во зло, не  потому,  чтобы  навыкали
грамматической  хитрости  или  были  исполнены  духовного  разума,  но  так,
понапрасну злое слово пронесли. Есть  известие,  что  типографский  дом  был
сожжен неблагонамеренными людьми. В 1568  году  была  напечатана  Андроником
Невежею псалтирь в Москве,  в  1578  она  же  напечатана  в  Александровской
слободе; но в  известии  XVII  века  о  книгопечатном  деле  говорится,  что
Андроник Невежа с  товарищами  печатал  часовники  и  псалтири,  апостолы  и
евангелия, триоди, октоих и прочие божественные книги. Московские изгнанники