Но понятно, что  утверждение  на  месте  правителя  не  могло  обойтись  для
Годунова без борьбы с людьми, которые считали  за  собою  большие  права  на
занятие  этого  места.  Была  вражда  между  боярами,   говорят   летописцы;
разделились они на две стороны: на одной-Борис Годунов с дядьями и братьями,
с некоторыми князьями,  боярами,  дьяками,  духовными  и  многими  служилыми
людьми; на  другой  стороне-князь  Иван  Федорович  Мстиславский,  а  с  ним
Шуйские, Воротынские, Головины, Колычевы и другие  служилые  люди,  и  чернь
московская. Говорят, что сначала  Годунов  привлек  на  свою  сторону  князя
Мстиславского, так  что  тот  назвал  его  себе  сыном,  но  потом  Шуйские,
Воротынские, Голицыны, другие бояре, служилые люди и чернь московская  стали
уговаривать  Мстиславского,  чтоб  он,  соединясь  с  ними,  извел   Бориса.
Мстиславский долго отказывался, но потом согласился: положили убить Годунова
"на пиру в доме Мстиславского. Известие вероятное: мы знаем, как действовали
Шуйские  в  малолетство  Иоанна,  а  потом   в   грозное   царствование   от
насильственных, кровавых поступков некогда было отвыкнуть; родовой характер,
т. е. родовая бесхарактерность Мстиславских, изображена также верно:  сперва
князь Иван отказывается, а потом соглашается на  убийство  названного  сына.
Как бы то ни  было,  свидетельства  согласны,  что  на  этот  раз  борьба  с
Годуновым велась во имя  первенствующего  боярина,  князя  Мстиславского,  и
Годунов, соединясь с дьяками Щелкаловыми, назвавши их  себе  отцами,  осилил
противников: князь Иван Мстиславский был схвачен  и  пострижен  в  Кириллове
монастыре; Воротынских, Головиных и многих других схватили  и  разослали  по
городам, некоторых заключили в темницы; один из Головиных, Михайла,  услыхав
об опале родичей, ушел из своей медынской отчины в Литву к Баторию.
   Но Шуйские, искусно действуя через других, остались нетронутыми.  Годунов
с своими советниками держал на них большой гнев; они  с  своей  стороны  ему
противились и ни в чем не  поддавались;  гости  все  и  московские  торговые
черные люди стояли за Шуйских и, говорят, хотели  побить  Годунова  камнями,
что заставило его искать мира с Шуйскими.  Митрополит  Дионисий  хотел  быть
посредником: он позвал и Годунова, и Шуйских к себе,  умолял  помириться,  и
они послушались его увещаний. Но в то время, как бояре были у митрополита, у
Грановитой палаты  собралась  толпа  торговых  людей;  князь  Иван  Петрович
Шуйский, вышедши от митрополита, подошел к купцам и  объявил  им,  что  они,
Шуйские, с Борисом Федоровичем помирились; тут из толпы выступили два  купца
и сказали ему: "Помирились вы нашими головами: и вам от Бориса пропасть,  да
и нам погибнуть". В ту же  ночь  эти  два  купца  были  схвачены  и  сосланы
неведомо куда. Любопытно это сильное участие  торговых  людей  московских  в
борьбе Шуйских с Годуновым; мы не можем не видеть здесь следствия  поступков
Грозного, который, враждуя к боярам,  поднял  значение  горожан  московских,
призывая их на собор, обращаясь к  ним  с  жалобою  на  бояр  по  отъезде  в
Александровскую слободу. Понятно, что поступок Годунова  с  купцами  не  мог
поддержать мира между ним и  Шуйскими.  Последние  придумали  самое  удобное
средство-сломить в корню могущество Годунова, убедивши Феодора развестись по
примеру деда с неплодною Ириною и вступить в новый брак; князь Иван Петрович
Шуйский и другие бояре, гости московские и все люди купеческие согласились и
утвердились рукописанием бить челом государю о разводе. Митрополит, которого
голос больше всех имел.значения в этом деле, также был согласен  действовать
заодно с ними. По Годунов узнал о  замысле  врагов  и  постарался  уговорить
Дионисия  не  начинать  дела.  Между  прочим,  говорят,  Борис   представлял
митрополиту, что и лучше, если у Феодора не будет  детей,  ибо  в  противном
случае произойдет междоусобие между ними и  дядею  их,  Димитрием  Углицким.
Естественно, что, отклонивши эту беду, Годунов  не  мог  долго  оставлять  в
покое Шуйских,  давать  им  время  еще  что-нибудь  придумать  против  него;
естественно, что  и  Шуйские  также  не  могли  долго  оставаться  в  покое.
Летописцы говорят, что Борис не умягчил своего сердца на  Шуйских  и  научил
людей их, Феодора Старого с товарищами,  обвинить  господ  своих  в  измене.
Вследствие этого в 1587 году  Шуйских  перехватали;  князя  Ивана  Петровича
схватили на дороге, когда он ехал  в  свою  суздальскую  вотчину;  вместе  с
Шуйскими схватили друзей их, князей Татевых, Урусовых, Колычевых,  Бакасывых
и других; людей их пытали разными пытками  и  много  крови  пролили;  пытали
крепкими пытками и гостей московских,  Феодора  Нагая  с  товарищами,  и  на
пытках они ничего не сказали. По окончании следствия князя  Ивана  Петровича
Шуйского сослали в отчину его, село  Лопатничи,  с  приставом,  из  Лопатнич
отправили на Белоозеро  и  там  удавили;  князя  Андрея  Ивановича  Шуйского
сослали в село Воскресенское, оттуда - в  Каргополь  и  там  удавили;  князя
Ивана Татева сослали в Астрахань, Крюка-Колычева  -  в  Нижний  Новгород,  в
тюрьму каменную, Бакасывых и других знатных людей разослали  по  городам,  а
гостям московским, Феодору Нагаю с шестью товарищами,  в  Москве  на  пожаре
отсекли  головы,  других  торговых  людей  заключили  в  тюрьмы,   некоторых
разослали по городам на житье. Не  знаем,  верить  ли  безусловно  показанию
летописца об участи двоих князей Шуйских, Ивана и Андрея?  Действительно  ли
они были удавлены и именно по приказанию Годунова? Или это был только  слух?
Дело Романовых научает нас осторожности. Любопытно, как само  правительство,
т.  е.  Годунов  с  своею   стороною,   старалось   представить   это   дело
правительствам  иностранным.  В  наказах  послам,  отправлявшимся  в  Литву,
находим: спросят, за что на Шуйских государь опалу положил? И за что казнили
земских посадских людей, отвечать: государь князя  Ивана  Петровича  за  его
службу пожаловал своим  великим  жалованьем,  дал  в  кормленье  Псков  и  с
пригородами, с тамгою и кабалами, чего ни одному боярину не давал  государь.
Братья его, князь Андрей  и  другие  братья,  стали  пред  государем  измену
делать, не правду, на всякое лихо умышлять с  торговыми  мужиками,  а  князь
Иван Петрович им потакал, к ним пристал и  не  правды  многие  показал  пред
государем. То не диво  в  государстве  добрых  жаловать,  а  лихих  казнить.
Государь наш милостив: как сел после отца на  своих  государствах,  ко  всем
людям свое милосердие и жалованье великое  показал;  а  мужики,  надеясь  на
государскую  милость,  заворовали  было,  не  в  свое  дело  вступились,   к
бездельникам пристали; государь велел об этом сыскать и, которые мужики воры
такое безделье учинили, тех пять, или шесть, человек государь велел казнить;
а Шуйского  князя  Андрея  сослал  в  деревню  за  то,  что  к  бездельникам
приставал, а опалы на него никакой не положил; братья же князя Андрея, князь
Василий, князь Димитрий, князь Александр и князь Иван,  в  Москве;  а  князь
Василий Федорович Скопин-Шуйский, тот  был  на  жалованье  на  Каргополе,  и
теперь, думаем, в Москве; боярин князь Иван Петрович поехал к себе в  отчину
новую, в государево данье, на  Кинешму:  город  у  него  большой  на  Волге,
государь ему пожаловал за псковскую осаду;  а  мужики,  все  посадские  люди
теперь по-старому живут. Если спросят: зачем  же  в  Кремле-городе  в  осаде
сидели и стражу крепкую поставили? - отвечать: этого  не  было,  это  сказал
какой-нибудь бездельник: от кого, от мужиков в осаде  сидеть?  А  сторожа  в
городе и по воротам не новость-так издавна ведется: сторожа  по  воротам,  и
дети боярские прикащики живут для всякого береженья.