Волге черкасы, ранили, держали в плену 6 недель; но он из плена ушел и  взял
три человека козаков воров  и  привел  на  Переволоку  к  воеводе;  его  же,
Болдыря, посылали с Царицына за воровскими атаманами и козаками, за Андрюшею
Голощапом с товарищами, и он Голощапа поймал; посылали его на  Медведицу  за
воровскими козаками, и он на Медведице поймал четыре человека; посылали  его
из нового города Саратова, и он  поймал  воровского  атамана  Щеголева;  так
государь за его службу пожаловал бы, как  его  бог  известит.  Волдырю  дали
сукно да рубль денег. В 1591 же году астраханскому воеводе ведено  было  для
похода на Шевкала собрать 1000 человек волжских козаков и 500 яицких и  дать
им по осмине муки человеку, да десяти человекам четверть круп и толокна, или
и больше, смотря повремени, сколько они останутся в Астрахани,  конным  дать
по четверти овса человеку, если же они, для нужды, станут просить денег,  то
дать им по полтине на человека.  Точно  так  же  государство  употребляло  и
малороссийских козаков, черкас, вступавших в его службу, против  их  прежних
товарищей. В  этом  отношении  очень  любопытна  отписка  царю  путивльского
воеводы Борисова в 1589 году: "Приехал с поля в Путивль на  твое  государево
имя черкашенин Василий Андреев с двумя  донецкими  козаками  и  в  расспросе
сказал: был он на Донце с черкасами, с атаманом Евлашовым и громили донецких
козаков, Власа Яковлева и Семейку Новгородца, взяли их в плен  и  привели  к
себе в стан; здесь Влас уговорил Василья Андреева, чтоб он отстал от  своих;
тот отправился в стан ко Власовым товарищам, подвел  их  на  своего  атамана
Евлашова, погромил его, а Власа и Семейку отгромил и вместе с ними явился  в
Путивль". Воевода немедленно употребил его  в  дело,  послал  на  государеву
службу с путивльскими нововыезжими черкасами за черкасами  же,  и  он  ходил
дважды с другим атаманом и  громил  черкас,  именье  и  лошадей  путивльских
севрюков у них отгромил. В этом отношении  любопытны  также  царские  наказы
Афанасью  Зиновьеву:  в  апреле  1589  года  царь  писал  ему,  чтоб  он   с
путивльцами, черниговцами, с рыльскими и стародубскими козаками шел на поле,
на Донец или на Оскол, укрепился там в  крепких  местах  и  посылал  станицы
проведывать про хана. Должен послать и к  запорожским  черкасам,  к  атаману
Матвею с товарищами, проведать, будут  ли  они  государю  прямы?  Как  хотят
стоять и промышлять государевым делом?  Станичников,  сторожей,  путивльских
козаков и севрюков государевых, которые по Донцу стоят, берегут ли? Крымских
гонцов пропускают ли? Не пойдут  ли  вместе  воровать  с  ворами  черкасами,
Мишуком и его товарищами, или станут над ними  промышлять?  Если  проведает,
что черкасы, атаман Матвей с товарищами, прямы,  то  вместе  с  ними  должен
промышлять над  крымскими  людьми.  Если  о  татарах  вестей  не  будет,  то
Зиновьеву идти промышлять над ворами черкасами, Мишуком с товарищами (а  был
Мишук путивлец козак), воров  этих  переловить  и  перевешать.  По  царскому
указу,  к  Зиновьеву  собрались  из  Путивля  20  человек  детей   боярских,
белодворцев 57, черкас 45, из Рыльска 20 человек детей боярских, да  козаков
47, из Чернигова пришло детей боярских 70 человек с 93 лошадьми; ведено было
также в Путивле, Рыльске и Стародубе прибрать охочих козаков 277  человек  и
дать им жалованья по 2 рубля, с тем чтоб они были о  двух  конях  и  о  двух
меринах, но в Путивле и Рыльске головы не могли прибрать ни одного человека,
а из Стародуба привели только пять человек. Велено было также из путивльскпх
стрельцов из 100 человек  выбрать  25  человек  лучших,  да  из  пушкарей  и
затинщиков 20 лучших, но стрельцы объявили, что у них лошадей нет, а Пушкари
и  затинщики  объявили,  что  у  них  пищалей  нет,  и  царского  указа   не
послушались.  Когда  Зиновьев  донес  об  этом,  то  государь  приказал   на
стрельцах, пушкарях и затинщиках лошадей и пищали доправить  тотчас,  охочим
же козакам давать по три рубля, и были бы  они  о  двух  конях  или  о  двух
меринах,  а  по  нужде  у  двоих  могут  быть  три  лошади.  Зиновьев  нашел
запорожского атамана Матвея на Донце и увидал, что черкасы  служат  государю
прямую службу, и так как они били челом, что на Донце они терпят голод, едят
траву, то царь послал им запасы, муку и толокно и 100 рублей денег в  раздел
на 620 человек, атаманам послал подарки.
   Местничество вредило московскому войску  все  более  и  более  вследствие
увеличения и  осложнения  родовых  и  служебных  счетов.  Степень  интереса,
который принимало служилое сословие в местничестве, и характер этого явления
обнаруживается в выражениях челобитных: "Вели, государь,  мне  свой  царский
суд дать, вели в нашем отечестве счесть,  чтоб  я,  холоп  твой,  вконец  не
загинул!" Или: "Милостивый царь государь, покажи холопу своему  милость!  Не
вели отнять отца и деда у меня, холопа своего, вели  суд  вершить".  В  1589
году, во время представления турецкого посла, четвертым рындою был  назначен
Гаврила Вельяминов; один из  трех  других  рынд  подал  челобитную  на  деда
Вельяминова и писал: "Если я, холоп твой, не  утяжу  деда  Гаврилова,  то  я
всему роду Вельяминовых бесчестье плачу".
   В 1588 году государь велел быть на Туле против крымцев  в  большом  полку
воеводами князю Тимофею Романовичу Трубецкому да  князю  Димитрию  Ивановичу
Хворостинину; в то же время князь Хилков был воеводою в Орле, князь Кашин  -
в Новосиле и Кривой-Салтыков - в Белове; эти воеводы украинских городов,  по
обычаю, должны были при вестях о неприятеле идти в сход к главным  воеводам,
и вот Хилков, Кашин и Салтыков бьют челом: "Если грамоты будут  приходить  к
одному боярину и воеводе, князю Т.  Р.  Трубецкому  с  товарищи,  то  мы  на
государеву службу готовы, а станут грамоты приходить к князю Трубецкому и  к
князю Хворостинину, то нам меньше  князя  Хворостинина  быть  невместно".  В
следующем году опять Трубецкой и Хворостинин были назначены в Тулу воеводами
большого полка, а в передовом - князь Андрей Голицын: последний  разболелся,
будто болен, не хотя в меньших быть у  князя  Трубецкого.  Князья  Ногтев  и
Одоевский сказали: "На  государеву  службу  готовы,  а  меньше  князя  Ивана
Голицына быть нам невместно"; князь Петр Буйносов сказал: "Меньше мне  князя
Одоевского  быть  невместно";  князь  Туренин  сказал:  "Меньше  мне   князя
Буйносова быть невместно".  Князь  Михайла  Одоевский,  приехав  на  службу,
списков с именами служилых людей не взял для  князя  Ивана  Голицына;  князь
Иван Туренин списков не взял для князя Буйносова, а князь Буйносов на службу
не поехал для Одоевского. В 1597  году  высланы  были  на  берег  (Оки)  для
предосторожности от крымцев знатнейшие бояре: Мстиславский, Годунов (Борис),
Шуйские, Трубецкой,  Голицын,  и  вот  князь  Тимофей  Романович  Трубецкой,
воевода сторожевого полка, бьет челом на князя Василия  Ивановича  Шуйского,
воеводу правой руки; Иван Голицын, воевода левой руки, бьет челом  на  князя
Трубецкого, князь Черкасский бьет челом на князя Ноготкова,  Буйносов  -  на
Голицына, Шереметев - на Ноготкова и  Буйносова,  Кашин  -  на  Буйносова  и
Шереметева.
   Когда дело было неясное, правительство назначало суд: судили  обыкновенно
боярин и дьяк; в разрядных  книгах  встречаем  известия,  что  иногда  бояре
решали дела по пристрастию: так, в 1586 году Федор Колычев был оправлен пред
Романом Алферьевым, и разрядная говорит: "Тем судом промышлял  боярин  князь
Иван Петрович Шуйский для Крюка Колычева". В судьи  по  делу  князя  Тимофея
Трубецкого с князем Андреем Голицыным назначен был первенствующий  боярин  -