нашим  делом  промышляли;  а  где  сойдетесь  на  Донце  с   нашими   людьми
путивльскими и с запорожскими черкасами, которые придут по нашему указу  под
хана на Донец (а велено черкасам запорожским, гетману Христофу  Косицкому  и
всем атаманам и черкасам быть на Донце на дорогах и за ханом  идти  к  нашим
украйнам), то вы бы промышляли с ними, с нашим дворянином,  который  с  ними
будет вместе заодно".
   Но  козаки  не  только  не  хотели  показать  своей  службы  по   царским
требованиям, даже не хотели дать провожатых для  послов.  Князь  Волконский,
отправленный встречать турецкого посланника под Азов, доносил царю: "Донские
атаманы  и  козаки  о  провожанье  нам  отказали,  что  им  неволею  послать
провожатых нельзя, а которые охотники сами  захотят  ехать,  то  они  им  не
запрещают; но охотников с нами идет только человек с тридцать. Хотели с нами
идти в провожатых атаманы и козаки многие: но приехал с  Украйны  на  низ  в
войско козак Нехорошко Картавый, который сбежал с твоей  государевой  службы
из Серпухова, и сказывал козакам, что на Москве их товарищам нужда  большая,
твоего государева жалованья им не дают, на Дон не пускают, служат  на  своих
конях, корму им не дают, а иных  в  холопи  выдают.  Услыхавши  это,  многие
атаманы и козаки с нами ехать раздумали, а которые охотники с нами  едут,  и
тем мы не верим, потому что побежали от донских козаков 40 человек,  думаем,
что пошли к черкасам".
   Турецкий посланник, Резван, приехавши в Москву, объявил те же требования,
о которых Нащокин слышал уже от визиря  в  Константинополе,  то  есть,  чтоб
донские козаки были сведены и крепости на Дону и Тереке разрушены.  Государь
приговорил с боярами: "Турского посланника  отпустить,  а  с  ним  вместе  к
Амурату султану отправить своего посланника для того, чтоб ссылка вперед  не
порвалась;  против  грамоты   султановой   отписать,   что   государь   чрез
Кабардинскую землю турецким людям, которые станут ходить в Дербент и Шемаху,
дорогу отворяет; а про козаков отписать по-прежнему, что на Дону живут воры,
беглые люди и, соединясь с литовскими черкасами,  турецким  городам  тесноту
делают без государева ведома; а городов  государевых  на  Дону  нет".  Новым
послом был назначен дворянин Исленьев, который отправился в июле 1594  года.
Исленьев должен был отдать грамоту и  жалованье  терновскому  митрополиту  и
сказать ему: "Как был посланник Нащокин, то ты государю служил, и  эта  твоя
служба государю известна, послужи и  теперь".  К  патриарху  повез  Исленьев
паробка для наученья греческому языку. Подробности переговоров  этого  посла
нам неизвестны; из сношений с Австрийским двором узнаем,  что  Исленьев  был
задержан в Константинополе новым султаном, Магометом III.
   Изо всех этих переговоров мы видим, что султан, кроме сведения козаков  с
Дону, требовал еще уничтожения крепости московской на Тереке. Мы видели, как
после взятия Астрахани Московское государство должно было войти в сношения с
народцами кавказскими,  которые,  враждуя  друг  с  другом,  боясь  турок  и
крымцев, требовали его  покровительства,  предлагали  подданство;  Иоанн  IV
вошел в родственный союз с черкесскими владетелями и  построил  крепость  на
Тереке, которую потом оставил по требованию султана.  При  Феодоре,  в  1586
году, явились в Москве послы  от  кахетинского  князя  Александра,  который,
угрожаемый с одной стороны турками, с другой - персами, бил  челом  со  всем
народом,  чтобы  единственный  православный  государь  принял  их   в   свое
подданство, спас их жизнь и  душу.  Царь  принял  Александра  в  подданство:
отправлены были в Кахетию учительные люди, монахи,  священники,  иконописцы,
чтоб восстановить чистоту христианского учения и богослужения среди  народа,
окруженного иноверцами; дана была и помощь  материальная:  отправлен  снаряд
огнестрельный. Терская крепость исправлена и занята  стрельцами.  Из  Москвы
требовали, чтоб Александр доставил в эту крепость запасы на 2500 человек, но
он отказался: "Для дальней дороги, для гор  высоких,  да  и  запасу  собрать
столько нельзя".  Московскому  войску  легко  было  защитить  Александра  от
владельца тарковского (Шевкала),  сделать  последнему  утеснение  великое  и
отнять у него реку Койсу, вследствие чего он и бил челом государю, но нельзя
было решиться за Кахетию вступить в явную борьбу с страшными турками:  турки
требовали от Александра запасов и пропуска  войскам  их  чрез  его  землю  в
Дербент и Баку; Александр отвечал: "С запасом чрез свою  землю  не  пущу,  и
своих запасов не дам: я холоп царя русского, а турского  не  боюсь".  Но  из
Москвы дали ему знать, чтоб он жил с турским, переманивая его, пока  промысл
над ним учинится. Александр видел, что чрез подданство Москве он  не  достиг
главной цели своей, не может надеяться скорой и сильной обороны, видел,  что
ему советуют по-прежнему, как слабому, хитрить с сильными, переманивать  их,
и потому не мог быть усерден. Он бил челом, чтоб государь  опять  послал  на
Шевкала  большую  рать,  взял  Тарки  и  посадил  тут  из  своих  рук  свата
Александрова, Крым-Шевкала. Из Москвы отвечали, что рать  будет  отправлена,
но чтоб и он с своей стороны послал туда же свою  рать  с  сыном  и  сватом;
московский воевода, князь Хворостинин, действительно вошел в землю Шевкалову
и взял Тарки, но понапрасну дожидался полков кахетинских; вместо них явились
неприятели, разные горские народцы; Хворостинин принужден был разорить Тарки
и выступить оттуда; но он возвратился на  Терск  с  немногими  людьми:  3000
человек  было  у  него  истреблено  горцами.  Было  ясно,   что   Московское
государство в конце XVI века еще  не  могло  поддерживать  таких  отдаленных
владений; но Феодор уже принял титул  государя  земли  Иверской,  грузинских
царей и Кабардинской земли, черкасских и горских князей.
   Ведя  переговоры  с  императором  немецким  о  союзе  всех   христианских
государей против турок и приказывая послам говорить  султану,  что  царь  из
дружбы к нему не слушает предложений императора, королей и папы,  Годунов  в
то же время вел переговоры с Персиею о том же самом союзе  против  турок,  и
также московские послы утверждали в Константинополе,  что  царь  не  слушает
предложений шаха. Неудачная борьба с турками заставила шаха Годабенда в 1586
году предложить царю союз против султана; шах не  щадил  обещаний,  говорил,
что отдаст русским Баку и Дербент, если даже и сам возьмет их у  турок.  Сын
его, Аббас Великий, продолжал сношения все  с  тою  же  целию;  этот,  кроме
Дербента  и  Баку,  уступал  царю  Кахетию,  владение  русского   присяжника
Александра; посол его, склоняя Годунова к  союзу,  говорил,  что  такие  два
великие государя, как царь и шах, не только смогут стоять  против  турского,
но и  сгонят  его  с  государства.  От  этого  нового  союзника  московскому
правительству нечего было позаимствовать хорошего в нравственном  отношении.
Аббас велел сказать Годунову, что перемирие, заключенное им с султаном, есть
только хитрость, что он отдал туркам  в  заложники  шестилетнего  племянника
своего - и это ничего: "Ведь племянника своего мне  убить  же  было".  Посол
персидский также говорил Годунову: "Один племянник шахов у турского, а  двое
у шаха посажены по городам и глаза у них  повынуты;  государи  наши  у  себя
братьев и племянников нс любят". И переговоры с Персиею о союзе против турок
кончились так же, как и переговоры с Австриею), ничем.
   Но  если  Московское  государство  не  могло  утвердить  свою  власть  на
юго-востоке, в странах кавказских, по условиям местным и по столкновению там