царь у тебя велел взять все  твое  имение".  Приставы  ограбили  Бибикова  и
толмачей, взяли у них все -  шубы,  шапки,  платье,  деньги,  запасы,  вино.
Весною орда собралась в поход, и 5 мая хан послал сказать Бибикову,  что  он
идет не на государеву Украйну, а на литовского короля.
   Но в июне в Москве узнали, что татары идут не на Литву, а  на  государеву
Украйну;  тогда,  26  числа,  велено  было   воеводам   изо   всех   полков,
расположенных по обычаю на берегу Оки, и из городов украйных идти в Серпухов
в сход к боярину князю  Федору  Ивановичу  Мстиславскому;  но  когда  узнали
подробно, что идет сам хан с большим войском прямо к Москве, то велено  было
боярам и воеводам со всеми полками  спешить  к  столице,  чтоб  предупредить
хана. 1 июля к вечерни пришли полки к Москве и стали против Коломенского;  2
числа им велено было идти к обозу, устроенному против Данилова монастыря;  в
этот день приезжал к ним сам царь: бояр, воевод,  дворян  и  детей  боярских
жаловал, о здоровье спрашивал, по полкам смотрел. 3 июля приехал в Москву  с
берегу оставленный там для вестей  голова  Колтовской  и  объявил,  что  хан
перешел Оку под Тешиловом, ночевал в Лопасне и идет прямо к Москве. По  этим
вестям отправили на Пахру 250 человек детей боярских - смольнян, алексинцев,
тулян под начальством князя Бахтеярова-Ростовского; им велено было стать  на
реке и промышлять над передовыми крымскими людьми; эти передовые люди  сбили
их с Пахры, ранили воеводу и много детей боярских побили  и  взяли  в  плен.
Тогда велено было боярам и воеводам стать со всеми людьми в обозе; в большом
полку был воеводою князь Феодор Иванович Мстиславский, в правой руке - князь
Никита Романович Трубецкой, в передовом  полку  -  князь  Тимофей  Романович
Трубецкой, в левой руке - князь Василий Черкасский; у каждого из трех первых
воевод были в товарищах по Годунову: у Мстиславского - сам Борис,  у  Никиты
Трубецкого  -  Степан  Васильевич  Годунов,  у  Тимофея  Трубецкого  -  Иван
Васильевич Годунов; кроме того, у Мстиславского и Бориса Годунова в прибылых
в Думе были кравчий Александр Никитич Романов,  окольничий  Андрей  Клешнин,
казначей Черемисинов, оружничий Богдан Яковлевич Бельский,  думный  дворянин
Пивов.
   4 июля, утром в  воскресенье,  пришел  к  Москве  хан,  сам  стал  против
Коломенского, а к обозу,  где  сидели  русские  воеводы,  выслал  царевичей;
против них воеводы выслали изо всех полков голов  с  сотнями,  ротмистров  с
литовскими и немецкими людьми, велели им травиться с крымцами, по тогдашнему
выражению. Эта травля продолжалась до ночи, без решительного исхода;  татары
не любили таких встреч: травиться  с  русскими  безо  всякой  пользы  им  не
нравилось; идти на обоз, где сосредоточены были московские силы с нарядом, -
еще менее, между тем пленники объявили, что пришло к  Москве  новое  войско,
новогородское и из других областей и воеводы хотят ударить на крымцев ночью.
Казы-Гирей не стал дожидаться рассвета и побежал, бросив обоз. Утром 5 числа
воеводы послали за ним скорые полки; но  те  не  могли  его  нигде  нагнать,
потому что он бежал, не останавливаясь ни у одного города; задние отряды его
были нагнаны и разбиты под  Тулою,  остатки  истреблены  в  степях.  Главная
царская рать двинулась также из обоза и  шла  до  Серпухова:  сюда  10  июля
приехал из Москвы князь Козловский и объявил Мстиславскому опалу за то,  что
в отписках к государю он писал одно свое имя, не упоминая о конюшем  боярине
Борисе Федоровиче Годунове. Но в тот же день приехал стольник  Иван  Никитич
Романов, правил боярам и воеводам от государя поклон, спрашивал всю  рать  о
здоровье, подал князю Мстиславскому и Борису Годунову золотые португальские,
другим боярам и воеводам - по два золотых корабельных;  иным  -  по  одному,
другим - золотые венгерские. Младшие воеводы  остались  на  берегу,  старшие
возвратились в Москву. Здесь Годунов получил шубу в  тысячу  рублей  с  плеч
государевых, цепь золотую также с государя, сосуд золотой, который  называли
Мамай, потому что был взят в Мамаевом обозе  после  Куликовской  битвы,  три
города в Важской земле, звание Слуги, которое,  как  должны  были  объяснять
наши послы в Литве, было честнее боярского; князь Мстиславский получил также
шубу с царских плеч, кубок с золотою  чаркою  и  пригород  Кашин  с  уездом;
другие воеводы и ратные  люди  получили  шубы,  сосуды,  вотчины,  поместья,
деньги, камки, бархаты, атласы, меха, сукна.  Несколько  дней  были  пиры  у
государя  в  Грановитой  палате;  в  благодарность  богу  построили  Донской
монастырь.
   В конце июля возвратился в Крым с войны калга, стали спрашивать его:  где
хан? А он ничего не знает, прибежал калга скорым делом, войска  возвратилось
только треть, пришли пешком, полону привели немного. 2 августа  приехал  сам
хан в Бакчисарай, ночью, в телеге, раненый; после видели, что левая  рука  у
него была подвязана. В  конце  августа  позвали  к  хану  московского  посла
Бибикова; хан велел ему сесть и начал говорить: "Был я на Москве, и меня  не
потчевали, гостям не ради". Посол  отвечал:  "Вольный  человек  царь!  Ты  у
государя нашего украл, ходил в его землю через свое слово, да  и  был  ты  в
нашей земле и у Москвы постоял немножко, а если б ты  постоял  побольше,  то
государь наш умел бы потчевать".  Хан  не  отвечал  на  это  ничего,  позвал
Бибикова обедать и после обеда  велел  положить  на  него  платно  золотное.
Бибиков проведывал, для чего хан ходил в государеву землю? Ему отвечали, что
хану хотелось  показать  себя,  потому  что  он,  как  сел  на  царство,  на
московской украйне не бывал, а у них это бесчестно, умысел ханский  был  уже
давно. Объяснили ому, почему хан побежал от Москвы:  пленники  сказали,  что
новгородская и псковская сила пришла и хочет государь выслать на хана воевод
своих; Казы-Гирей спросил: "Кто  главный  воевода?"  Пленные  отвечали,  что
Борис Федорович Годунов. Тогда князья и мурзы стали говорить:  "Если  Бориса
пошлют, то с Борисом будет много людей".  Хан  и  побежал.  Один  из  князей
крымских говорил Бибикову: "Зачем  государь  ваш  много  городов  ставит  на
украйнах, на Тереке, на Волге,  около  Крыма?"  Бибиков  отвечал:  "В  земле
государевой людей умножилось, взяла теснота, государь сильный,  для  того  и
города ставит". Князь сказал на это: "Ваш государь также хочет сделать,  как
над Казанью: сначала город близко поставил, а потом и Казань взял;  но  Крым
не Казань, у Крыма много рук и глаз, государю вашему надобно будет идти мимо
городов в середку".
   Хан первый начал сношения с царем и через два месяца  по  возвращении  из
похода прислал гонцов своих в Москву. На вопрос от бояр: зачем они приехали?
- гонцы отвечали: "Царь у государя вашего ни Казани, ни Астрахани не просит,
только поминки бы ваш государь прислал по  царевой  грамоте".  Бояре  велели
сказать им: "Если познал царь не правду свою, то должен  принести  покорение
большое; поминки посылают за дружбу,  а,  видя  цареву  не  правду  и  такую
недружбу, поминков посылать не за что". Гонцы отвечали: "Если б  царь  своей
не правды нс узнал, то нас к государю вашему не послал бы; а государь бы ваш
Казы-Гирею царю приход его под Москву простил:  ведь  царь  ходил  войною  и
большой досады ему не учинил, которою дорогою пришел, тою же дорогою и назад
вышел". Но это наглое смирение оказалось хитростию: хану нужно было оплошать
московское правительство,  как  тогда  выражались;  в  Москве  действительно
оплошали; думали, что крымцы после несчастного похода своего не в  состоянии