Ливонском, то нам сказали, что  про  нас  заказ  есть  и  стерегут  по  всем
дорогам; на нас напал страх великий: не ведаем,  как  ехать?  Ни  назад,  ни
вперед не смеем. Положа упование на бога, забыв свой живот, пошли на смерть;
вооружились пищалями, самопалами, кортами и сквозь заставу под Новым-городом
пробились силою. За нами погонь  была  великая,  крик,  шум  необычайный,  в
городе звон, хотели нас поймать; но бог  помиловал,  ушли;  гнался  за  нами
державца новгородский на пятнадцати конях за три версты до  Печоры,  но  бог
нас  унес".  Варкоч  приехал  с  благодарностию  от   императора   и   всего
Австрийского дома за раденье в пользу Максимилиана на избирательном сейме  и
с вопросом, какой помощи от царя может ждать император в войне в  Польшею  и
Турциею? О заповедных товарах  посол  объявил  очень  неопределенно:  цесарь
радеет о вольной торговле,  чтоб  торговым  людям  из  Римского  государства
вольно было приезжать торговать в Русскую землю,  а  русские  торговые  люди
ездили бы в Римское государство. Посол привез грамоту и к Годунову,  который
принял его по-царски: сидя, звал к руке,  потчевал  вином  и  медами,  потом
посылал ему на подворье вместо стола корм с своими людьми. Посол  правил  от
императора челобитье Годунову за старание о союзе царя с Рудольфом,  просил,
чтоб он и больше еще промышлял об этом, говорил, что Борис Федорович за свои
добрые дела у цесаря и короля испанского в великой славе, чести и похвале  и
из ласки их  никогда  не  выйдет.  Годунов  о  всех  этих  делах  докладывал
государю, и государь приговорил с боярами, что к цесарю римскому и  к  брату
его Максимилиану от конюшего и боярина Бориса  Федоровича  Годунова  грамоты
писать пригоже ныне и вперед: это царскому имени к чести и прибавленью,  что
его  государев  конюший  и  боярии  ближний  станет  ссылаться  с   великими
государями; да  и  к  иным  ко  всем  государям,  которые  станут  к  Борису
Федоровичу грамоты писать, ответные от Бориса Федоровича  грамоты  писать  в
Посольском приказе вместе с государевыми грамотами. На все речи Варкоча  был
дан ответ от царского  имени:  "Государь  хочет,  чтоб  брат  его  дражайший
Рудольф  цесарь,  сославшись  и  укрепившись  с  папою  римским,  с  королем
испанским и со всеми  поморскими  государями  христианскими,  был  с  ним  в
соединенье и докончанье на турского. А персидский шах с государем  ссылается
о любви братской и хочет с ним стоять на турского заодно: как  будут  шаховы
послы у государя и  обо  всем  договорятся,  то  государь  объявит  об  этом
подлинно цесарскому величеству. Говорил ты о Максимилиане, чтоб  ему  подать
помощь при отыскании короны польской: послы государевы затем вечного мира  и
дальнего перемирия с Польшею не заключили, чтобы и вперед приводить панов на
избрание Максимилиана". Годунов писал императору: "Я принял, государь,  твое
жалованье, грамоту с  покорностию  любительно  выслушал,  и  тебя,  великого
государя, выславлял перед государем нашим,  при  многих  государевых  царях,
царевичах и государских детях разных государств, которые под государя нашего
рукою, при  боярах,  князьях  и  всяких  служилых  людях,  что  ты,  великий
государь, своею великою милостию и ласкою меня навестил, свою грамоту ко мне
прислал; и вперед хочу тебя, великого государя, выславлять.  Я  и  прежде  о
твоих делах радел, а теперь и больше того радею и вперед радеть и промышлять
хочу". Максимилиану, который прислал ему грамоту и часы в  подарок,  Годунов
отвечал: "Я ваш поминок принял в покорности, с  великою  любовию,  и  за  то
вашему  величеству  челом  бью  и  вперед  тебя,  великого  государя,   буду
выславлять, и вашему пресветлейшеству много челом бью:  примите  мой  легкий
поминок, сорок соболей".
   Варкоч был отправлен назад чрез новый  холмогорский  город  (Архангельск)
морем-океаном. Приставу дан был наказ отпустить его на  кораблях  известного
нам Ивана Белоборода в Гамбург,  непременно  дня  в  три  или  четыре,  чтоб
английские купцы, которые поедут с Вологды, цесаревых людей на Холмогорах не
застали. А если английские корабли придут раньше кораблей Ивана  Белоборода,
то держать цесарева посла тайно на дворе Ивана  же  Белоборода  и,  как  его
корабли придут, отпустить Варкоча тайно ночью или с утра рано.
   Летом 1590 года Максимилиан известил царя, что он выпущен  из  плена  под
условием отречения от польской  короны,  что  это  освобождение  совершилось
вследствие  переговоров  императора  с   Сигизмундом,   против   воли   его,
Максимилиана, и потому он хочет мстить полякам за свою обиду войною; но  так
как для войны нужно много денег, то просит царя прислать их ему. Максимилиан
просил денег на войну с Польшею, и Варкоч в 1591 году также прислал к царю с
просьбою о жалованье, потому что выдавал  дочь  свою  замуж.  Варкоч  просил
также принять в государеву службу графа Шкота,  человека  славного  рода  из
Италиянской земли, наученного великим разным наукам свыше иных всяких людей.
Годунов отвечал ему: "Пишешь ко мне о таком  невеликом  деле,  а  о  большом
деле, которое началось между нашим и вашим государем,  не  пишешь.  Государь
наш, желая быть в соединении с Рудольфом  цесарем,  по  твоим  же  речам,  с
турецким султаном и с крымским царем  не  ссылался  и  с  литовским  королем
вечного мира заключать не велел. А теперь к  нам  слух  дошел,  что  Рудольф
цесарь с турским султаном ссылается о перемирье, а  с  литовским  королем  о
вечном мире и сватовстве. И я тому очень подивился, как такое великое  дело,
годное всему христианству, начать и покинуть. Что ты писал о Шкоте, то такой
рыцарский и великий человек достоин быть при государе нашем,  только  теперь
ехать ему к государю не время, а как  время  будет,  то  я  к  тебе  отпишу.
Посылаю к тебе для любви, на свадьбу дочери твоей, сорок соболей: столько же
посылаю к графу Шкоту, отдай их ему".
   Великое дело, годное всему христианству, было  только  на  словах  да  на
бумаге. К московскому двору обращались только тогда, когда его помощь  нужна
была австрийскому дому, когда  нужно  было  помочь  Максимилиану  взойти  на
польский престол, когда Рудольф нуждался в помощи против турок. Осенью  1593
года в Москву дали знать, что идет  цесарев  посол,  опять  тот  же  Варкоч.
Московское  правительство  было  очень  озабочено  в  это   время   внешними
отношениями, смертию шведского короля Иоанна,  вследствие  которой  польский
король  получил  и  престол  шведский,  родственным  союзом   Сигизмунда   с
австрийским домом, делами турецкими. Приставу, который должен был  встречать
посла, дан был наказ: проведать, на какой мере положено у цесаря и брата его
Максимилиана  с  Сигизмундом  польским?  Каким  обычаем  цесарь   отдал   за
Сигизмунда племянницу свою? Какие слухи у них о Сигизмунде: быть  ему  назад
на Польском королевстве или быть ему на одном Шведском королевстве?  И  если
не быть ему вперед  на  Польском  королевстве,  то  кого  будут  выбирать  в
польские короли? И как теперь у  цесаря  дела  с  турским?  Поминки  большие
цесарь к турскому посылает ли по-прежнему?
   Посол объявил, что император от брата своего дражайшего  и  любительного,
государя царя, ожидает крепкой  любви  и  соединения.  Теперь  они  государи
сильные, великие,  всему  христианству  надежда,  и  вся  вселенная  на  них
смотрит, а неверные турки и татары всеми  своими  лихими  умыслами  на  них,
великих государей, стоят, христианство потоптать хотят. Теперь  время,  чтоб
все христианские государи руки свои распростерли для братской любви и стояли
б заодно против гонителя христианского. Цесарь старается, чтоб был мир между