говорил, что запорожцы издавна слуги царские  и  без  ведома  царя  идти  не
хотят; он просил, чтоб царь, прибавивши к запорожцам своих людей, послал все
это войско под своим знаменем и помог ему своею казною: тогда у  неприятелей
креста Христова сердце упадет, как услышат такую силу  царского  величества.
Кроме желания выпросить у царя  денег,  в  этой  просьбе  могла  заключаться
хитрость, желание вовлечь Москву в войну с турками и таким  образом  отвлечь
силы последних от Австрии.
   Но государь указал, что Хлопицкому у  него  быть  непригоже,  потому  что
цесарь писал в одной грамоте к государю  и  к  князю  Збаражскому,  а  князь
Збаражский - холоп литовского, и к государю великому писать в одной  грамоте
с холопом не годится.  За  это  Хлопицкий  достоин  был  большой  опалы:  но
государь для Рудольфа цесаря опалы на него не положил и отпускает к  цесарю,
а что приказывал цесарь о запорожских черкасах, то сказать  Хлопицкому,  что
государь  повеление  свое  к  запорожским  черкасам,   к   гетману   Богдану
Микошинскому послал, велел им идти к цесарю на помощь.
   В конце 1594 года приехал в третий раз Варкоч  в  Москву  напомнить  царю
обещание его помочь цесарю казною: "Если хотите помогать, - говорил он, - то
помогите теперь, потому что турский пришел на  нас  со  всею  своею  силою".
Годунову Варкоч говорил: "Цесарь  прислал  тебе  свои  любительные  поминки,
какие посылает к братьям своим и к курфюрстам:  две  цепи  золотые,  одна  с
персоною (портретом) цесарскою, да часы золоченые с планитами.  Его  царское
величество,  государь   мой,   ваше   пресветлейшество   просит,   чтоб   вы
умилосердились, о кровопролитии христианском пожалели и были бы  печальником
его царскому величеству, чтоб государь казны своей послал, которой имеет  от
господа бога очень много, и пожаловал бы послал  скоро,  потому  что  теперь
пора. Господь бог на сем свете всякими потехами и радостию  надарит  тебя  и
детей твоих, а на том свете вечный платеж будет; а у всех государей и  людей
христианских великую и вечную славу иметь будешь". Бояре дали ему ответ, что
государь, жалея о христианстве, по братской  любви  к  цесарю  Рудольфу,  по
прошению и челобитью шурина своего,  Бориса  Федоровича  Годунова,  Рудольфу
цесарю против неприятеля всего христианства, турского султана, своею царскою
казною вспоможенье учинил, мягкою рухлядью, соболями и другими мехами,  и  с
этою казною отправляет к цесарю посланников своих. Услыхав это,  Варкоч  бил
челом и говорил: "Это будет государю нашему и всем государям христианским  и
всему христианству в великую радость, и будет за это цесарь сам собою  и  со
всеми своими землями  и  областями  служить  и  благодарность  воздавать.  А
сделалось это ходатайством, раденьем и  промыслом  царского  шурина,  Бориса
Федоровича Годунова, и цесарское величество за то его пресветлейшеству своею
любовию всячески воздавать будет и ни за что не постоит".
   Не знаем, в какой степени  на  решение  помочь  императору  казною  имело
влияние честолюбие Годунова, обольщенного ласкательствами императора и посла
его, обольщенного мыслию, что  приобретает  благодарность  первого  государя
христианской Европы; очень может быть, что честолюбие Годунова играло в этом
деле большую роль; но должно заметить, что в собственных глазах и  в  глазах
других Годунов мог легко оправдывать свой  поступок:  по  смерти  Батория  и
после того, как увидали,  что  избрание  Сигизмунда  шведского  на  польский
престол вовсе не имеет таких следствий, каких  опасались  прежде,  в  Москве
больше всего боялись могущества турок, и помочь косвенным образом против них
Австрийскому дому могло считаться делом благоразумия.
   Варкоч уверял Годунова в благодарности императора, в том, что Рудольф  ни
за что не  постоит  при  изъявлении  этой  благодарности,  и  вот  приставу,
провожавшему посла, было наказано поговорить с  ним  к  слову:  "У  царского
шурина Бориса Федоровича, по его дородству и  храбрости,  многих  государств
лошади есть, а  цесарской  области  дородных  лошадей  больших,  которые  бы
пригодились под его седло,  нет:  и  если  цесарь  захочет  прислать  Борису
Федоровичу лошадей добрых, то Борису Федоровичу это будет очень любительно".
   В апреле 1595 года отправлены были  к  цесарю  с  казною  на  вспоможение
против турского думный дворянин  Вельяминов  и  дьяк  Власьев;  они  повезли
соболей, куниц, лисиц, белки, бобров, волков, кож лосинных на 44720  рублей.
Приехавши в Прагу, где жил Рудольф, Вельяминов и Власьев  потребовали,  чтоб
им указали место, где разложить меха. Им дали у  цесаря  на  дворе  двадцать
палат, где они разложили соболей, куниц, лисиц, бобров и  волков  налицо,  а
белку в коробьях. Когда все  было  изготовлено,  сам  император  с  ближними
людьми  пришел  смотреть  посылку,  государеву  вспоможенью  обрадовался   и
удивлялся, как такая великая казна собрана? Говорил, что  прежние  цесари  и
советники их никогда такой большой казны, таких дорогих соболей и  лисиц  не
видывали,  и  расспрашивал  послов,  где  такие  звери  водятся,   в   каком
государстве? Послы  отвечали,  что  все  эти  звери  водятся  в  государевом
государстве, в Конде и Печоре, в Угре и в Сибирском царстве, близ  Оби  реки
великой, от Москвы больше 5000 верст.  На  другой  день  цесаревы  советники
присылали к послам с просьбою,  чтоб  государевы  собольники  положили  цену
присылке,  как  ее  продать.  Послы  отказали:  "Мы  присланы  к  цесарскому
величеству с дружелюбным делом, с государевою помощию, а не для  того,  чтоб
оценивать  государеву  казну,  оценивать  мы  не  привыкли  и  не  знаем;  а
собольники присланы с нами для переправки, ценить они такой дорогой  рухляди
не умеют, такими товарами не торгуют". После сказывали  послам,  что  цесарь
велел оценить присылку пражским купцам, и те оценили ее в 400000  рублей,  а
трем сортам лучших соболей цены положить не умели по их дороговизне.
   Весною 1597 года приехал в Москву  знатный  посол  императорский  Авраам,
бургграф донавский, привез царю подарки: мощи чудотворца Николая,  окованные
золотом и серебром, с каменьем; два возка со всем прибором, а  у  возков  по
шести санников, шесть серых и шесть гнедых; часы  с  перечасьем,  с  людьми,
трубами, накрами и варганами: как перечасье и часы  забьют,  в  то  время  в
трубы, накры и варганы заиграют люди как живые; другие  часы  с  перечасьем:
как перечасье забьют, в то время часы запоют разными  голосами;  два  сосуда
для питья хрустальные золотом окованные. Поблагодаривши государя за присылку
мехов, посол объявил, что меха эти до сих  пор  в  казне  у  императора,  на
деньги променять их не случилось, и  потому  просил,  чтоб  вперед  государь
прислал серебром и золотом, просил объявить, сколько  еще  государь  намерен
прислать казны своей императору и в какое  время?  Годунову  посол  говорил:
"Государь наш велел тебе бить челом, чтоб великий государь ваш оборонил  его
от крымского царя, чтоб крымский царь не ходил войною на Венгерскую  землю".
Годунов отвечал на это очень хитро: "У великого государя рати  много,  можно
ему Рудольфа цесаря оборонять от недругов: только бы дал дорогу  нашей  рати
король польский через  Литовскую  и  Польскую  земли  рекою  Днепром;  тогда
государь послал бы на крымского рать свою  плавную,  а  из  Северской  земли
послал бы рать конную, и крымскому от такой рати  где  было  бы  деться?  Не
стало бы крымского царя ни на один час". Годунову прислал  Рудольф  поминки:
кубок двойчатый серебряный, позолоченный,  жемчугом  да  изумрудом  саженый;
часы  стоячие  боевые  с  знаменами  небесными;  два  жеребца  с  бархатными