слова, от которых многие крови движутся, и  поискали  бы  в  себе  дороги  к
доброму делу. Русские послы  требовали  сперва  Нарвы  и  Корелы,  но  потом
ограничились одною  последнею.  Когда  шведы  упомянули,  что  в  Кореле  их
правительством  сделаны  большие  укрепления,  которые  дорого  стоили,   то
московские послы отвечали: "А вам  кто  велел  чужое  брать  не  правдою  и,
взявши, еще укреплять? Чужое сколько за собою ни  держать,  и  хотя  золотым
сделать, а потом отдавать же с кровию, да и своего прибавить". Шведы просили
за Корелу денег  и  требовали  разорения  Иван-города:  "И  многие  жестокие
разговорные слова о Кореле с обеих сторон были". Наконец шведы отдали Корелу
без денег.  Начались  переговоры  о  торговле.  Московские  послы  говорили:
"Сотворил бог человека самовластна и дал ему волю сухим и водяным путем, где
ни захочет, ехать: так вам  против  воли  божией  стоять  не  годится,  всех
поморских и немецких государств гостям и всяким  торговым  людям,  землею  и
морем задержки и неволи чинить непригоже". Шведские  послы  отвечали:  "Мимо
Ревеля и Выборга торговых людей в Иван-город и Нарву с их  товарами  нам  не
пропускать, потому что море наше и в том мы  вольны".  Наконец  уговорились:
для иностранных купцов торговые пристани будут только Выборг и Ревель;  одни
шведские подданные могут приезжать в Нарву, и торгу быть на нарвской,  а  не
на  ивангородской  стороне.  Между  подданными  обоих  государств   торговля
вольная; путь чист  через  шведские  владения  московским  послам  в  другие
государства и послам других государств в Москву;  шведы  обязаны  пропускать
без задержки тех купцов, которые из  иностранных  земель  пойдут  к  царю  с
товарами, годными для его казны; обязаны пропускать также докторов,  лекарей
и  всяких  служилых  людей  и  мастеров,  которые  пойдут  к  царю;  пленные
освобождаются с обеих сторон без окупа и без обмены, кроме тех,  которые  по
своей воле останутся; русским людям вольно посылать людей своих  в  Шведскую
землю отыскивать русских пленных; королю брать дань с лопарей  на  восточной
стороне (Остерботнии) к Варанге, а царю брать  дань  с  лопарей,  которые  к
Двинской и к Корельской земле и к Коле-городу. На этих условиях заключен был
вечный мир 18 мая 1595 года.
   Сношения с Сигизмундом, как польским  королем,  были  не  важны,  зная  о
сильном неудовольствии на  Сигизмунда  в  Польше,  московское  правительство
считало нужным еще усиливать это неудовольствие, указывая панам на унижение,
которое терпят их государства от короля. Так, гонец московский в  1594  году
говорил панам: "Великий государь наш и все  бояре  очень  удивляются,  каким
образом Сигизмунд король такие непригожие дела начинает, что  такие  великие
государства, Корону Польскую и Великое  княжество  Литовское,  под  Шведское
королевство в титуле своем подписал. Ведомо  всем,  как  велики  государства
Польское и Литовское перед Шведским королевством; Корона Польская и  Великое
княжество Литовское издавна в равенстве с великими государствами  бывают,  а
Шведская земля не великая, изначала бывала в подданных у датского короля,  и
были в ней правители, а не короли; короли в ней недавно стали,  а  ссылались
прежние правители с боярами и наместниками новгородскими. Бояре думают,  что
Сигизмунд король так пишется  без  совету  панов  рад,  по  совету  шведских
думцев, а шведских немцев не правда вам самим ведома, не правда их  во  всей
вселенной явна".
   Отношения польские по-прежнему поддерживали сношения московского двора  с
австрийским.  Лука  Новосильцев,  отправленный  к  императору   Рудольфу   с
известием о  воцарении  Феодора,  доносил,  что  приходили  к  нему  нарочно
вельможи и говорили наедине, чтоб великих государей сердца были вместе и как
выйдут перемирные лета с королем Стефаном, то царь с братом своим  Рудольфом
цесарем сослался бы и стали бы они заодно  на  короля  Стефана,  потому  что
король Стефан сидит не на своем государстве, а государь московский и  цесарь
- прирожденные государи и довелось бы им Стефаново государство  между  собою
разделить. По смерти Батория брат Рудольфа, эрцгерцог Максимилиан, прислал в
Москву посла своего с просьбою к царю хлопотать о польской  короне  или  для
себя, или для него, Максимилиана; писал о том же  к  Годунову,  называя  его
дражайшим особенно любительным своим, приятеля своего царя начальным, тайной
думы думцем и властелем; писал  и  к  думным  дьякам  Щелкаловым,  прося  их
помощи, называя избранными, любительными. В январе 1588 года царь приговорил
с боярами послать к  Рудольфу  цесарю  и  брату  его  Максимилиану  гонца  с
грамотами о литовском деле, что на Короне Польской и  на  Великом  княжестве
Литовском государя нет, так об этих государствах промышлять бы сообща,  чтоб
они мимо них, великих государей, к другому государю не прошли.  Ехать  гонцу
через Литовскую землю; грамоты о большом деле везти тайно,  а  другие  везти
явно - о персидском деле, о торговых людях, о заповедных товарах. Персидское
дело состояло в том, что  шах  просил  царя,  императора  Рудольфа,  королей
испанского и французского быть с ним в союзе на всякого  недруга  заодно,  и
царь пожелал быть с ним в крепком докончанье. Относительно торговых людей  и
заповедных товаров царь писал:  "Из  давных  лет,  при  деде  и  отце  нашем
торговые люди изо всей Немецкой земли во Псков, Новгород и Нарву со  всякими
товарами приходили, и что годно нам к ратному  делу,  медь,  олово,  свинец,
серу, селитру и всякий товар привозили  и  с  нашими  гостями  торговали  на
всякий товар без вывета, и прибытка себе искали с обеих сторон. Но когда, но
смерти отца моего, я напомнил тебе об этом, то ты отвечал,  что  от  предков
ваших, Карла V и Фердинанда, по  прошенью  и  совету  курфюрстов  и  князей,
заповедано годные к воинскому делу товары из Римского государства вывозить и
тебе без совета с курфюрстами и князьями переменить этого нельзя.  Мы  очень
подивились, что в прежние года  торговые  люди  ходили  на  обе  стороны  со
всякими товарами без вывета, а теперь, по твоему закону, ваши торговые  люди
не вывозят к нам товаров, надобных к ратному делу".
   Гонец дал знать из  Смоленска,  что  он  встретил  государева  посланника
Ржевского, который сказывал ему, что шведского короля сын теперь в  Кракове,
сажают его на королевство не многие паны, и со всею землею он не  укрепился,
а цесарев брат Максимилиан стоит в Польше и с ним многие люди. Гонцу  велено
продолжать путь, а из опасения, что его через Литву не пропустят, отправлена
была  другая  грамота  к  императору,  тайно,  на  Ригу  с  немцем   Лукашем
Павлусовым, третья - с московским торговым человеком Тимохою Выходцем  также
на Ригу или на которые места пригоже, куда проехать  можно;  четвертая  -  с
гонцом Загрязским. Русские гонцы возвратились с литовского рубежа по вестям,
что Сигизмунд утвердился в Польше,  а  Максимилиан  разбит  и  взят  в  плен
Замойским; Тимоху Выходца  в  Риге  схватили  и  посадили  в  тюрьму;  дошла
грамота, посланная с немцем Лукашем. Император отвечал через  посла  Николая
Варкоча, похождения которого на дороге  описаны  в  грамоте  к  царю  Лукаша
Павлусова, возвращавшегося вместе с Варкочем: "Как приехали мы  в  Поморскую
землю, в город Штетин, то нашли тут любского торгового человека  Крона  и  с
ним тайно договорились, что ему нас провезти через Немецкую землю (Ливонию).
И поехали мы врознь для того, чтоб про нас не  проведали;  поехал  цесарский
посол в торговом платье с одним своим человеком, да со мною и с Кроном через
Прусскую землю. Когда мы были уже близко от московского рубежа, в Новгородке