ными намеками признает свою неудачу. Но вот  наступает  тусклый  рассвет
зимнего дня, и оказывается, что Беннигсен не только отступил, но что  он
сильно отступил. Значит, инициатива осталась за Наполеоном. Значит, вче-
ра была победа. И император сейчас же начинает именовать Эйлау своей по-
бедой, хотя он знал отлично, что русские еще далеко не сломлены. У  Бен-
нигсена не хватило выдержки и упорства, он оробел и отступил  первый,  и
инициативу он у Наполеона не вырвал, хотя на поле битвы  на  каждые  три
русских трупа приходилось кое-где два, кое-где и все три французских.
   Инициатива в общем ведении войны, в выборе места и времени  битвы,  в
первых тактических действиях перед битвой и в начале битвы должна  оста-
ваться в руках главнокомандующего. Но, давая маршалам до сих пор  восхи-
щающие специалистов своей ясностью приказы перед началом  боя,  Наполеон
никогда не стеснял их детальными мелочными указаниями, к чему так склон-
ны были современные ему главнокомандующие старой школы - и  австрийские,
и прусские, и английские, и (в гораздо, впрочем, меньшей степени)  русс-
кие.
   Он приказывал маршалам стремиться к выполнению такой-то задачи на та-
ком-то участке и указывал, для какой общей  стратегической  цели  должна
служить эта реализация, а уж как маршал осуществит эту цель -  это  дело
его разумения. Но в бою Наполеон оставался центром, мозгом  армии.  Осу-
ществляя свои задания, маршалы были в постоянных сношениях  с  императо-
ром, осведомляя его о ходе действий, прося у  него  подкреплений,  держа
его в курсе непрерывно изменяющейся обстановки.
   Сам Наполеон, критикуя спустя почти пять месяцев после  сражения  под
Аустерлицем донесение Кутузова Александру об этой битве, писал, что  вся
громадная французская армия так же управлялась императором и так же была
готова исполнить любой его приказ, как  отдельный  батальон  управляется
своим майором.
   Самое трудное для современников и для потомства было понять, как сох-
раняет Наполеон эту руководящую роль, не подавляя личной инициативы сво-
их маршалов и главных генералов. Но, конечно, эта их  частная,  исполни-
тельная, так сказать, инициатива  вполне  подчинялась  общей,  верховной
власти, всем управляющей иннициативе императора и в конце концов приуча-
ла их там, где поблизости Наполеона не было, отказызаться  от  самостоя-
тельных решений при слишком большом  риске.  Больших,  совсем  самостоя-
тельных полководцев среди них было немного: Даву, Массена, отчасти  Оже-
ро. Остальные большей частью были превосходными, талантливыми исполните-
лями, и их самостоятельность была именно только относительной  и  услов-
ной, как исполнителей. Наполеон с горечью признавал это,  когда  у  него
вырывались восклицания: "Не могу же я быть одновременно повсюду!"
   Когда он вел бои в 1814 г. на подступах к Парижу, ему недоставало  не
только 300 тысяч отборных солдат, которые отчасти уже с  1898  г.  легли
костьми, отчасти готовились лечь в  Испании,  и  не  только  французских
войск, продолжавших занимать еще некоторые города Германии  и  некоторые
части Италии, но ему недоставало и Массена, который так долго  и  тщетно
истощал себя в бесконечной испанской войне, и Даву, который в это  время
сидел, осажденный врагами, в Гамбурге, и Мюрата, не пришедшего из Неапо-
ля. И своих лучших солдат и своих испытанных помощников он разбросал  по
разным концам своей необъятной империи, и в роковой час многих из них не
оказалось около него. Не только в этом, но также и в этом была  одна  из
причин конечного поражения и в 1814 и в 1815 гг.
   Но пока они все были с ним и пока великая армия не была на безнадежно
долгий срок разделена на две части, причем одна из этих частей сражалась
и погибла в далекой Испании, он долго чувствовал себя несокрушимым само-
державным повелителем Европы.
   Превосходный подбор исполнителей  особенно  сказывался  в  той  новой
практике глубоких обходных движений, теоретиком которой стал на  основа-
нии изучения наполеоновских войн Жомини. Именно  Наполеон  показал,  что
обход неприятельской армии только тогда имеет смысл,  когда,  во-первых,
достигает тыла противника и перерезает в его тылу  неприятельские  линии
сообщений, во-вторых, когда этот обход приводит к  сражению,  в  котором
обходящие колонны принимают участие.
   Другой теоретик наполеоновских времен, фон Бюлов, считал, что  доста-
точно только угрожать сообщениям. Но Жомини, именно опираясь на наполео-
новское военное творчество, настаивал на  сражении,  которым  непременно
должен кончиться удачный и целесообразный обход.  Наполеон  считал,  что
при обходе сам обходящий, если  не  поторопится,  рискует  подвергнуться
контр-маневру и атаке неприятеля. Выросшие в боях Наполеона его  маршалы
выполняли операции обходов иногда с идеальной точностью  и  быстротой  и
почти всегда с полной удачей.
   Где неприятель с главными силами замыкался в крепости или в укреплен-
ном лагере, там Наполеон приступал к осаде и, в случае отказа неприятеля
сдаться,- к штурму. При этом, если доходило до штурма, то в случае побе-
ды Наполеон был беспощаден. Когда в 1896 г. Блюхер  пробовал  защищаться
на улицах Любека, то после французской победы, по весьма, впрочем,  ста-
рой традиции, город был разграблен дочиста и многие жители перебиты. Та-
ких образчиков беспощадности в наполеоновских войнах было немало.  Когда
турецкая армия, прекрасно вооруженная (в 12 тысяч человек), в июле  1799
г. высадилась в Египте и заперлась в Абукирской крепости, где к ней при-
бавилось еще три тысячи человек, Наполеон увидел  перед  собой  страшное
препятствие: законченному им завоеванию  Египта  грозила  очень  большая
опасность. Турки быстро возвели прекрасные укрепления;  осадой  их  было
взять нельзя, так как с моря им могли помогать англичане.  Наполеон  ре-
шился на фронтовую атаку, штурм в лоб, чего бы это ни стоило. Приказ был
им отдан в два часа ночи 25 июля 1799 г. Ланн и Мюрат первые ворвались в
крепость со своими отрядами, за ними - главные силы. Вся турецкая  армия
была переколота и перерезана на месте. "Эта битва - одна из  прекрасней-
ших, какие я только видел,- от всей высадившейся неприятельской армии не
спасся ни один человек",- сообщал Наполеон под свежим впечатлением через
два дня после штурма. Однако фронтальные атаки дорого стоили  не  только
врагам, но и французам, и Наполеон прибегал к ним только тогда, когда не
видел другого исхода.
   Высоко ценя индивидуальную храбрость, ловкость  и  специфическое  ис-
кусство боя отдельных лиц, Наполеон не верил, чтобы рассыпной строй  ка-
ких-нибудь лихих наездников (вроде мамелюков или  казаков)  мог  продер-
жаться против больших компактных масс дисциплинированной европейской ар-
мии, хотя и допускал, что при столкновениях малыми кучками такие индиви-
дуально превосходные наездники могли оказаться сильнее, и  действительно
были сильнее. Что в конечном счете массы решают все,- эту истину Наполе-
он не переставал повторять. Искусство полководца, во-первых, в том, что-