нином первым консулом", якобы  носителем  революционных  освободительных
идей, каким его считали многие еще в промежуток времени между 18 брюмера
и провозглашением империи.
   Его экономическая политика в покоренных странах и не могла иметь дру-
гого конечного результата. Этого он до конца и не хотел понять и органи-
чески не мог понять. Бронзовый император в лавровом венце, со  скипетром
в одной руке и державой в другой, стоящий в  центре  Парижа  на  вершине
своей колоссальной Вандомской колонны, отлитой из взятых им  пушек,  как
бы напоминает, до какой степени он упорно при жизни цеплялся за безумную
мысль держать в своей руке Европу, а если можно, то и  Азию,  и  держать
так же крепко, как на памятнике он сжимает  символический  шар  державы,
эту геральдическую эмблему всемирной монархии. Но мировая империя рухну-
ла, длительное существование было суждено лишь тем делам Наполеона,  ко-
торые обусловлены и подготовлены были еще до его воцарения детерминирую-
щими, глубокими социально-экономическими причинами. А в  памяти  челове-
чества навсегда остался образ, который в психологии одних перекликался с
образами Аттилы, Тамерлана и Чингисхана, в душе других - с тенями  Алек-
сандра Македонского и Юлия Цезаря, но который по мере роста исторических
исследований все более и более выясняется в его неповторяемом  своеобра-
зии и поразительной индивидуальной сложности.

   О НАПОЛЕОНОВСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ
   Наполеоновская историография поистине  колоссальна.  Из  существующих
библиографий тому читателю, который хотел  бы  продолжать  изучение  ка-
кой-либо стороны деятельности Наполеона, можно порекомендовать как самую
новую и полную труд Кирхейзена, который дает много  тысяч  названий  от-
дельных книг (не говоря уже о статьях).
   Книги о Наполеоне в первые десятилетия после его смерти носили в  по-
давляющем большинстве случаев характер патриотических  славословий.  Эта
литература явилась реакцией после той тучи памфлетов  против  Наполеона,
пасквилей, апокрифических сказаний и т. д., которыми  были  ознаменованы
первые годы реставрации Бурбонов и которые писались роялистами,  ненави-
девшими "узурпатора". В противовес этим памфлетам и стали появляться та-
кие мемуары, как многотомное сочинение герцогини д'Абрантес, как  воспо-
минание Шапталя, книга Лас-Каза и т. д., а параллельно с этой  мемуарной
литературой начали выходить в свет и первые опыты систематической  обра-
ботки истории наполеоновского правления.
   Из этих ранних работ о Наполеоне много шума наделала и  действительно
дала большой и искусно обработанный материал  знаменитая  "История  Кон-
сульства и Империи", написанная Адольфом Тьером и занимающая  20  томов.
Она до сих пор в некоторых частях (например, в подробнейшем  фактическом
описании всех наполеоновских сражений) не утратила своего  значения.  Но
написана она с откровенно "патриотической" точки зрения: во  всех  своих
войнах, в которых успех был на его стороне, Наполеон прав. Тьера назвали
"историком успеха". Он (чрезвычайно, впрочем, мягко) порицает  Наполеона
только за те войны, которые тот проиграл. Написана она в общем в востор-
женных тонах. Это исключительно политико-дипломатическая и военная исто-
рия. Экономики Тьер не знает и даже не подозревает, что  она  нужна  для
понимания истории. Его труд имел громадное влияние и читался  нарасхват,
чему способствовал блеск изложения. Многотомная книга Вальтер  Скотта  о
Наполеоне, одна из первых по времени больших книг о нем, тоже написана с
внешней стороны блестяще. Знаменитый романист написал  свою  работу  для
cамой широкой публики. Тон - английско-патриотический, враждебный  Напо-
леону. Документация довольно слабая и поверхностная.  Вообще  это  книга
хоть и многотомная, но - для занимательного чтения, не больше. Успех  ее
был чрезвычайно велик и в Англии и вне Англии; она  была  переведена  на
все европейские языки. В середине XIX в. "наполеоновская  легенда"  нас-
только прочно овладела историографией  Франции,  что  на  книгу  Вальтер
Скотта там смотрели как: на кощунственное произведение.
   Вальтер Скотт хотел своей книгой как бы ответить Байрону, в 1822  г.,
за два года до своей кончины, прославлявшему победы Наполеона,  который,
"не родившись царем, влек царей за своей колесницей". Консервативный ро-
мантик Вальтер Скотт не прощал Наполеону этих ударов, нанесенных им фео-
дальному миру. Книга Вальтер Скотта вызвала, к слову замечу,  любопытный
отзыв Гегеля.
   13 октября 1806 г., накануне битвы под Иеной, но когда город уже  был
занят Наполеоном, Гегель писал Нитгаммеру: "Я видел, как через город  на
рекогносцировку проехал император, эта мировая душа" (diese Weltseeie).
   Знаменитый философ впоследствии уже не  говорил  так  о  Наполеоне  и
склонен был считать его "бичом божьим", но книга  Вальтер  Скотта  с  ее
благочестивыми обывательскими рассуждениями о Французской революции и об
Империи возмутила его. Вальтер Скотт пишет, что "небо" послало революцию
и Наполеона за грехи Франции и Европы. Гегель на это возражает, что если
справедливое небо так распорядилось, то значит  сама-то  революция  была
справедлива и необходима, а вовсе не преступна. "Поверхностная  голова!"
(Seichter Kopf!)-заключает он свое замечание о Вальтер Скотте. Между тем
документация росла неудержимо. Постоянно появлявшись новые и новые мему-
ары о Наполеоне и его эпохе. Французским правительством изданы  были  32
громадных тома (in-quarto) писем, приказов и декретов,  лично  продикто-
ванных Наполеоном. За этим изданием последовали  добавочные.  Монографи-
ческая литература о его  походах,  отдельных  битвах,  о  его  законода-
тельстве, дипломатии, администрации ширилась и во Франции, и в Германии,
и в Италии, и в Англии.
   Романтическая школа выдвинула в историографии особое направление, ко-
торое "героям" приписывало руководящую роль в истории человечества. Кни-
га Томаса Карлейля "Герои и героическое в истории" имела  очень  большое
влияние, и это влияние крайне резко и крайне вредно, конечно, отразилось
на литературе о Наполеоне. Уж если кто в самом деле мог ввести в соблазн
историков "героического" направления, то, конечно, прежде всего  Наполе-
он.
   Первым серьезным протестом в наполеоновской историографии против это-
го совершенно ненаучного подхода к вопросу была книга полковника Шарраса
о кампании 1815 г., изданная в период Второй империи в Брюсселе  в  1858
г. Шаррас - французский эмигрант, враг бонапартизма. О Шаррасе  Маркс  в
1869 г. писал, что он "открыл  атаку  на  наполеоновский  культ".  Ведет
борьбу с "наполеоновской легендой" французский историк Эдгар Кине, кото-
рый стремится доказать, что идея "великой империи" чужда Франции, что ее
происхождение итальянское, что она скрывается в глубине мысли всех круп-
ных деятелей Италии. Пятитомная книга Пьера Ланфрэ, начавшая выходить  в
1867 г. и выдержавшая 11 изданий, написана в очень враждебном  Наполеону