разрывно с этим связанное стремление изгнать Англию со всех  европейских
рынков. Но в области отношений между рабочим и работодателем Наполеон не
только сохранил полностью и ввел в  свое  систематизированное  законода-
тельство эксплуататорский закон Ле Шапелье, запрещающий даже  отдаленную
видимость рабочих стачек; но сделал еще новый шаг по этому пути  угнете-
ния и эксплуатации рабочего, введя "рабочие книжки".
   Как же случилось, что рабочие даже в  самые  критические  моменты  не
восставали против императора? Как случилось, что  в  1816,  1817,  1818,
1819, 1820, 1821 гг. так часто судьи реставрированной бурбонской  монар-
хии отправляли рабочих и в Париже и в провинции в тюрьму на долгие меся-
цы за "мятежные крики": "Да здравствует император!"?
   Ответ на это я старался дать в своей книге: объяснение заключается  в
том, что рабочие инстинктом понимали, что буржуазный  послереволюционный
строй, представленный императором, все-таки, невзирая ни на что, для них
выгоднее, чем затхлое дворянско-феодальное старье, которое везли  к  ним
фургоны, ехавшие вслед за армиями союзников.
   В оседлой рабочей массе столицы, населявшей Сент-Антуанское, Сен-Мар-
сельское предместья, кварталы Тампль и Муффтар, еще не были забыты геро-
ические дни революции. Но на Наполеона во время Ста дней даже и наиболее
верные революционным преданиям смотрели все-таки как на меньшее из  двух
зол, считая наибольшим злом феодальную реставрацию.
   Если во Франции в борьбе против угрожавшей реставрации старого  строя
Наполеон был представителем новой, промышленной,  экономически  прогрес-
сивной эры, то естественной делалась революционизирующая роль его завое-
ваний в разрушении устоев феодальной Европы.
   Во всех высказываниях Маркса и Энгельса подчеркивается значение прог-
рессивного толчка,  данного  Наполеоном.  "Наполеон  разрушил  Священную
Римскую империю и сократил в Германии число мелких государств путем  об-
разования более крупных. Он принес с собой в завоеванные страны свой ко-
декс законов, который был бесконечно выше всех существовавших кодексов и
в принципе признавал равенство". По мнению Энгельса, Наполеона не поняли
ни немецкие крестьяне, ни немецкие бюргеры, которые раздражались дорого-
визной кофе, сахара, табака и т. д., хотя та же континентальная  блокада
была причиной начала их собственной промышленности... "К тому же это  не
были люди, способные понять великие планы Наполеона. Они проклинали  На-
полеона за то, что он отнимал у них сыновей для войн, которые затевались
на деньги английской аристократии и буржуазии; они прославляли как своих
друзей именно те классы англичан, которые были действительными  виновни-
ками этих войн..."
   "Режим террора, который сделал свое дело во Франции, Наполеон  приме-
нил в других странах в oi?ie войны, и этот "режим  террора"  в  Германии
был крайне необходим".
   В статье против Бакунина (14 февраля 1849 г.) мы читаем: "Но без  на-
силия и неумолимой беспощадности ничто в истории не делается, и если  бы
Александр, Цезарь и Наполеон отличались таким же мягкосердечием, к кото-
рому ныне апеллируют панслависты в интересах своих ослабевших  клиентов,
что сталось бы тогда с историей!"
   Маркс и Энгельс находили даже (именно по поводу бездарного ведения  с
обеиx сторон восточной войны 1853-1855 гг.),  что  наполеоновская  реши-
тельность была "гуманнее", чем действия бездарных эпигонов.
   Вот что они писали по поводу осады  Севастополя:  "Поистине  Наполеон
Великий, этот "убийца" стольких миллионов людей, с  его  быстрым,  реши-
тельным и сокрушительным способом ведения войны, был образцом гуманности
по сравнению с нерешительными, медлительными "государственными  мужами",
руководящими этой русской войной..."
   Не снижая революционизирующей роли наполеоновских завоеваний для  Ев-
ропы, Энгельс ничуть не закрывает глаза на то, как Наполеон все больше и
больше сам начинает к концу обращаться в монарха "божьей милостью".  Ве-
личайшей ошибкой Наполеона было "то, что Наполеон вступил в союз со ста-
рыми антиреволюционными династиями, женившись на дочери австрийского им-
ператора, что, вместо того чтобы уничтожить всякие следы старой  Европы,
он, наоборот, старался вступить с ней в компромисс (курсив наш.- Е. Т.),
что он добивался чести быть первым среди европейских монархов и  поэтому
по возможности уподоблял свой двор их дворам".  То,  что  он  тоже  стал
преклоняться перед "принципом легитимности", и погубило его  в  конечном
счете, по мнению Энгельса.
   Разгром всех континентальных монархий, произведенный Наполеоном,  был
результатом титанической борьбы, которая в конце концов истощила его си-
лы, потому что на стороне Европы, экономически отставшей от наполеоновс-
кой Франции, оказалась Англия, экономически далеко опередившая  наполео-
новскую Францию, а вместе с тем  стратегически  недоступная  для  прямых
ударов Наполеона вследствие владычества английского флота на морях.
   Наполеон сразу увидел, что этот враг - самый страшный. Он хотел побе-
дить этого врага на Востоке, из Египта и Сирии;  он  собирался  победить
этого врага в Лондоне, из Булонского лагеря. Когда ни та, ни другая  по-
пытка не удалась, он хотел изгнать английские товары не обилием, качест-
вом и дешевизной французских товаров, что было невозможно, а  штыками  и
ружьями, солдатами и таможнями, и изгнать со  всего  континента  Европы.
Чтобы разорить Англию, было мало, однако, уничтожить только  ее  промыш-
ленность, нужно было подорвать и  торговлю  и  торговое  мореплавание  и
свести к нулю значение британских колоний.  Наполеон  и  на  это  пошел,
воспретив ввоз сахара, хлопка, индиго, индонезийского чая, кофе, прянос-
тей. Континентальная блокада для своего завершения  логически  требовала
беспрекословного подчинения всей Европы и России воле Наполеона,  т.  е.
всемирной монархии, к которой он явно шел уже после Аустерлица,  прикры-
вая (довольно прозрачно) свои стремления  термином  "император  Запада".
После Тильзита эти стремления обозначались все яснее и  яснее.  На  этом
пути он не мог не погибнуть, и он погиб.
   Все попытки представить Наполеона безгрешным, добрым гением,  слетев-
шим на землю исключительно для благодеяний роду человеческому, все  уси-
лия объяснить непрерывное двадцатилетнее кровопролитие исключительно не-
обходимостью "защищаться", все старания (особенно этим отличаются  фран-
цузские историки) обелить некоторые черные дела, неразрывно связанные  с
именем Наполеона, совершенно бесплодны. Наполеон  сам,  кстати,  никогда
этими черными воспоминаниями не тревожился. Он так, по-видимому, искрен-
не раз навсегда отождествил себя с Францией, что у него наперед было го-
тово оправдание всему тому, что он делал; благо Франции,  величие  Фран-
ции, безопасность Франции - вот что в его глазах оправдывало все, что он
делал.
   Какой класс народа фактически он понимал преимущественно под  Франци-