ей, я  уже  сказал  выше:  класс  крупной  буржуазии,  а  отчасти  также
собственническое крестьянство.
   Но, переходя от "моральной" (или "морализующей") стороны к  интеллек-
туальной, можно понять лорда Розбери, который сказал, что  "Наполеон  до
бесконечности раздвинул то, что до его появления считалось крайними пре-
делами человеческого ума и  человеческой  энергии".  Другой  англичанин,
профессор Холленд Роз, отнюдь не увлекающийся Наполеоном, относящийся ко
многому в нем отрицательно, тоже считает  его  "стоящим  в  первом  ряду
бессмертных людей" по тем неслыханно громадным и разнообразнейшим  даро-
ваниям, которыми наделила его природа, и по тому месту, которое он занял
во всемирной истории. "Наполеон умел в одно мгновение решать участь  це-
лых материков, обнаруживая при этом как настоящую  гениальность,  так  и
неуклонность в достижении намеченной цели".
   В нем не было жестокости как страсти, но было полнейшее равнодушие  к
людям, в которых он видел лишь средства и орудия.  И  когда  жестокость,
коварство, вероломный обман представлялись ему необходимыми, он  их  со-
вершал без малейших колебаний. Его холодный ум подсказывал ему, что  при
прочих равных условиях, если это возможно,  всегда  выгоднее  достигнуть
цели без жестокости, чем при ее помощи. Он и действовал всегда сообразно
с этим правилом там (но только там), где, по  его  разумению,  позволяли
условия. Цели, и именно самые главные,  которые  он  себе  ставил  после
Тильзита, а особенно после Ваграма, были часто фантастическими  и  невы-
полнимыми, но в стремлении к их осуществлению его ум давал ему  разнооб-
разнейшие указания, выискивал неожиданные средства, контролировал  неус-
танно и главное и детали и не терялся в этих деталях.  Он  умел  как-то,
вопреки поговорке, разом видеть и лес, и деревья, и даже сучья и  листья
на деревьях.
   Власть и слава - вот были  личные  основные  его  страсти,  и  притом
власть даже больше, чем слава. Озабоченность,  зоркая  требовательность,
всегдашняя предрасположенность к подозрительности и раздражению были ему
свойственны в высшей степени. Обожание окружающих, доходившее до  разме-
ров суеверия, окружало его так долго, что он к нему привык  и  относился
как к чему-то должному и совсем обыкновенному. Но и это обожание он рас-
ценивал больше всего с точки зрения той реальной пользы, которую из него
можно извлечь. Не любовь, а страх и корысть - главные  рычаги,  которыми
можно воздействовать на  людей,-  таково  было  его  твердое  убеждение.
Только для своих солдат он делал отчасти исключение. Однажды, в годы его
владычества над Европой, на его внезапный вопрос, как отнесутся  люди  к
известию о его смерти, придворные льстецы стали расписывать будущую глу-
бокую скорбь, а император насмешливо оборвал их и сказал, что Европа ис-
пустит вздох облегчения, воскликнет: "Уф!"
   Что его солдаты его обожают, это он знал очень хорошо, и хотя  солдат
он даже и отдаленно так не любил, как они любили его, но всегда  им  ве-
рил.
   Смерти он не боялся. Когда его тело после кончины  обмывали,  на  нем
нашли какие-то следы ран, о которых ничего не знали до  тех  пор  (кроме
следа от штыкового удара при штурме Тулона в 1793 г. и  пулевой  раны  в
ногу при Регенсбурге в 1809 г.). Очевидно, он в свое время скрыл об этих
других ранениях, чтобы не смутить солдат в бою, и обошелся тогда помощью
ближайшего окружения, которому и велел молчать. В своей посмертной  веч-
ной славе он был вполне уверен.  Свою  изумительную  жизнь  он  объяснял
больше всего совсем особыми, исключительными условиями, совпадение кото-
рых может встретиться раз в тысячелетие. "Какой роман моя жизнь!" - ска-
зал он однажды Лас-Казу на острове Св. Елены.
   Его исчезновение с исторической арены произвело на современников впе-
чатление внезапно прекратившегося, долго бушевавшего урагана неслыханной
ярости. Социально-экономическое развитие уже  до  Наполеона  ослабило  в
тогдашнем европейском мире много старых, державшихся столетиями  полити-
ческих скреп феодализма, разрушило базис под многими юридическими и  го-
сударственно-правовыми надстройками, продолжавшими по инерции  существо-
вать, превратило в гниль много зданий с  древними  и  пышными  фасадами.
Ураган, который разразился и потом бушевал над Европой столько лет  и  в
центре которого стоял Наполеон, разрушил и снес прочь много этих  гнилых
сооружений. Они упали бы, конечно, и без Наполеона, но  он  ускорил  эту
неизбежную ликвидацию. Смертоносное искусство, в котором он оказался та-
ким мастером и специалистом, облегчило ему эту историческую задачу.
   После Наполеона дворянско-феодальные пережитки могли в Западной Евро-
пе еще просуществовать известное время, но уже, за некоторыми исключени-
ями, лишь в виде гальванизированного трупа. Революция 1830 г.  во  Фран-
ции, революция 1848 г. в Германии и Австрии в  этом  смысле  значительно
подвинули дело уборки исторического мусора. В России первый крупный  шаг
к этому (уничтожение крепостного права) был сделан лишь в 1861 г., и был
сделан нехотя, со скрежетом зубовным, с откровенным стремлением дворянс-
кого БОльшинства отнять вынужденную  обстоятельствами  уступку,  что  не
удалось, или умалить ее, что удалось полностью. Однако вместе с тем сле-
дует признать, что сам Наполеон сделал очень я очень многое,  чтобы  об-
легчить феодальной Европе борьбу с ним и победу над ним. Чем больше быв-
ший генерал французского революционного правительства  заслонялся  фран-
цузским императором, а французский император - вселенским монархом,  тем
нерешительнее становился Наполеон в деле освобождения  народов  от  фео-
дальных пут (Польша в 1807-1812 гг., где он освободил крестьян, не наде-
лив их землей и этим фактически оставив их в кабале; Россия в 1812  г.),
тем-параллельно с этим - он делался категоричнне и  настойчивее  в  деле
подчинения своему личному произволу и народов и правительств и тем реши-
тельнее поэтому при первой же возможности  Европа  поднялась  на  борьбу
против всемирного угнетателя.
   И в избавлении от Наполеона видели в 1813-1814 гг. свое  спасение  не
одни только обломки дворянско-феодального класса.  Буржуазия  покоренных
Наполеоном стран жаждала теперь сбросить путы, которые  наложил  на  нее
Наполеон и которые мешали ей развернуться. Буржуазия завоеванных Наполе-
оном земель очень хорошо понимала и  больно  чувствовала,  как  Наполеон
планомерно и беспощадно эксплуатирует эти  земли  в  интересах  исключи-
тельно французской буржуазии. Правда, когда  национально-освободительное
восстание против Наполеона окончилось низвержением наложенного  им  ига,
то воспользовалась этой победой непосредственно не буржуазия,  а  та  же
феодально-абсолютистская реакция, но это уже произошло от  относительной
слабости и политической неорганизованности буржуазного класса  тогдашней
Европы.
   Таким образом, в 1813, 1814, 1815 гг. против Наполеона боролся  также
и тот класс европейского общества, который некогда восторгался  "гражда-