VIII года обнародована. Она учреждала некоторое подобие народного
представительства, разделенного между нескольких властей, то есть
сената, судов и законодательного собрания, но между тем настоящее
народное  представительство   было  сосредоточено  в  консульском
триумвирате или, лучше сказать, в одной особе первого консула.

Достигнув   этого   верховного  звания,   Бонапарт  не   замедлил
избавиться от  Сиейеса, который удовольствовался назначением себе
пожизненной пенсии.  Наполеон отослал также и  Роже Дюко, который
естественным образом  попал в  сенаторы, и назначил  себе в новые
товарищи Камбасереса и Лебрена.

Первые  меры,  принятые консулами,  были:  уничтожение закона  об
обеспечениях и закона о насильственном займе. Терпимость заменила
преследования,  храмы   Божии  отворены,   эмигрантам  всех  эпох
дозволено возвратиться в отечество, между прочими Карно, прямо из
изгнания, занял место в Академии, и вслед за тем в министерстве.

В первые времена своего консульства Бонапарт, живя в Люксембурге,
сохранил  всю  простоту своих  привычек  и  вкусов, которыми  был
обязан  воспитанию  и  которых  нисколько  не  утратил  во  время
лагерной жизни. Он вел себя чрезвычайно умеренно и, однако ж, уже
предчувствовал,   что   скоро   потучнеет.   Теплые   ванны,   им
употребляемые,  имели, должно  думать,  влияние на  это последнее
обстоятельство. Что  касается сна, то он  употреблял на него семь
часов  в  сутки, и  настрого  запрещал будить  себя, разве  будут
получены какие-нибудь неприятные новости. Он говорил: "При добром
известии  нечего  торопиться,  а  при  дурном  нельзя  терять  ни
минуты".

Несмотря  на немножко  мещанскую  жизнь, которую  вел Наполеон  в
своем  консульском дворце,  он каждый  день принимал,  однако же,
всех знаменитостей  тогдашнего времени, и благородная, прекрасная
жена его хозяйничала как нельзя лучше. В их-то обществе воскресла
старинная   французская  вежливость,   изгнанная  республиканским
ригоризмом.

Первый консул, по большей части погруженный в думы и размышления,
редко принимал участие в приятных разговорах блестящего общества,
которое начинало собираться в  его доме. Однако же, когда на него
находили  веселые минуты,  то  очаровательность, живость  и самое
обилие его  речи доказывали, что ему  стоит только захотеть, чтоб
быть любезным. Но это-то "захотеть" и случалось с ним очень-очень
нечасто, так  что особенно  дамы справедливо могли  жаловаться на
его неразговорчивость.

Жесткий  в обращении  и вспыльчивый характером,  Бонапарт скрывал
под  этой наружной  оболочкой душу, доступную  чувствительности и
нежным ощущениям.  Сколько был  он мрачен и  угрюм, неприветлив и
вспыльчив, строг  и непреклонен, когда  предавался размышлениям о
делах   политических   или   выходил   на   сцену   как   человек
государственный,  столько же,  напротив, был  ласков, дружелюбен,
добросердечен и нежен в своем семейном быту.

В доказательство мы приведем отрывок из письма его к брату своему
Иосифу,  писанного  в  третьем   году  республики:  "В  какое  бы
положение судьба  ни поставила  тебя, мой Друг,  ты должен знать,
что не имеешь друга  ни привязаннее меня, ни более меня желающего
тебе счастья... Жизнь один  легкий, скоро проходящий сон. Если ты
поедешь и будешь иметь  причины думать, что отъезжаешь надолго!!!
то пришли  мне свой портрет. Мы  столько лет провели вместе, были
так  тесно связаны  друг с  другом, что  наши сердца  стали одним
сердцем,  и  ты  лучше,  чем кто  другой,  знаешь,  как мое  тебе
предано;  пишу  эти строки  и  чувствую что-то  такое, что  редко
чувствовал в своей жизни;  я постигаю, как бы нам хотелось скорее
быть вместе, и не могу продолжать этого письма..."

Летиция, мать Наполеона, имела  привычку говорить про него, когда
он уже стал императором: "Что бы император ни говорил, а все-таки
он  добрый  человек".  Бурриенн  свидетельствует то  же,  хотя  и
говорит,   что  Наполеон   показывал  вид,   будто  не   верит  в
существование  дружбы, и  утверждал, что  никого не  любит. Такое
противоречие    объясняется    различием    положений:    человек
государственный  не  должен  иметь  частных привязанностей,  и  в
этом-то отношении  Наполеон говорил, что никого  не любит. Но вне
политики  природа и  над ним  брала власть. Во  время итальянских
кампаний, после одного жаркого сражения, Бонапарт в сопровождении
своего главного штаба проезжал  по полю битвы, покрытому ранеными
и мертвыми;  свита его,  в упоении восторгом  победы, не обращала
внимания  на плачевное  зрелище и  не удерживалась  от изъявлений
этого  восторга. Вдруг  главнокомандующий увидел  собаку, которая
выла, припав к трупу австрийского солдата, и остановился:

"Взгляните, господа, - сказал  он, - вот собака, которая дает нам
урок человеколюбия".

Мы   уже  сказали,   что   хотя  новая   конституция  и   вверила
исполнительную власть  трем консулам, но тем  не менее все знали,
что вся  власть сосредоточена в руках  одного первого консула. По
словам Бурриенна, Камбасерес и Лебрен, при самом их возведении на
степень консульского  достоинства, более походили на ассистентов,
чем на товарищей Бонапарта.  Следовательно, Франция на самом деле
приняла снова тот же  образ монархического правления, от которого
так безумно, так  преступно отказалась; от республики сохранилось
одно только  имя. От  первого консула все зависело  и должно было
зависеть,   потому   что  этого   требовало  стечение   тогдашних
обстоятельств. Талейран  это предчувствовал и,  как ловкий ранний
царедворец, сказал Бонапарту в самый первый раз, как вошел к нему
в кабинет в звании министра иностранных дел: