австрийских гренадеров, начальник их главного штаба, генерал Цах,
и убито множество других генералов. Вся армия последовала за этим
движением.  Правое крыло  неприятелей  отрезано. Ужас  и смятение
овладело его рядами.

Австрийская  кавалерия устремилась  было  к центру  для прикрытия
отступления; но бригадный  командир Бесьер, взяв полк головорезов
(les casse-cols) и гвардейских гренадеров, ударил на нее, рассеял
и тем довершил полное расстройство неприятельской армии.

Мы  взяли пятнадцать знамен,  сорок орудий  и от шести  до восьми
тысяч пленными; на поле легло более шести тысяч имперцев.

Девятый   легкий    пехотный   полк   заслужил   быть   названным
несравненным. Тяжелая кавалерия и восьмой драгунский полк покрыли
себя славой.  Потери и  с нашей стороны значительны;  у нас убито
шестьсот  человек,   ранено  полторы  тысячи   и  взято  пленными
девятьсот.

Генералы Шампо,  Мармон и  Буде ранены.  У генерала-аншефа Бертье
весь  мундир пробит  пулями; многие  из его адъютантов  убиты или
ранены. Но  армия и  все отечество понесли  еще чувствительнейшую
утрату.

Дезе  убит  в самом  начале  атаки,  произведенной его  дивизией;
умирая,  Дезе  успел  только  сказать бывшему  при  нем  молодому
Лебрену: "Скажите первому консулу,  что я, умирая, жалею только о
том, что не имел времени заслужить долгой памяти потомства"".

В течение своего военного  поприща Дезе был три раза ранен, и под
ним убито  четыре лошади. Он прибыл  в главную квартиру только за
три  дня  до  маренгской  битвы, горел  желанием  быть  в деле  и
накануне раза  два-три говорил своим адъютантам:  "Вот уже прошло
много времени  с тех пор, как  я не дрался в  Европе; ядра забыли
меня;  ну,  быть чему-то".  Когда,  в самом  пылу битвы,  донесли
Бонапарту, что Дезе убит,  у него вырвались только эти слова: "О,
для чего  не позволено  мне плакать!" Тело Дезе  было на почтовых
отправлено в Милан и там набальзамировано.

Два  дня спустя  Бонапарт  писал консулам  из главной  квартиры в
Торре ди Гарафола:

"Граждане  консулы; на  другой  день после  сражения при  Маренго
генерал  Мелас  прислал  на  наши  аванпосты  просить  позволения
прислать  ко  мне генерала  Скала.  В  продолжение дня  заключена
конвенция,  с  которой  прилагаю  копию.  Она  подписана  в  ночи
генералом  Бертье и  генералом Меласом. Надеюсь,  что французский
народ будет доволен своей армией".

Битва при Маренго отдала  в руки победителей Пьемонт и Ломбардию.
Первый  консул недолго  пробыл в  Италии. В  Милане народ  и даже
духовенство приняли  его с восторгом.  Бонапарт, желая приобрести
опору в духовных особах, сказал им следующую речь:

"Служители  церкви, которой  я  сын, я  считаю вас  лучшими моими
друзьями; я объявляю вам,  что сочту за возмутителя общественного
спокойствия  и  велю жестоко  наказать  и, если  будет нужно,  то
предам  смерти всякого,  кто осмелится нанести  оскорбление нашей
святой религии или вашим  священным особам... Без религии человек
ходит во  тьме; одна  только религия дарует  человеку непреложный
свет и указывает ему на его начало и последний конец".

Такую  речь должно  приписывать  не одной  политике честолюбивого
солдата.  Бонапарт,   правда,  был  равнодушен   к  религии;  это
доказывается поведением  его в Каире и  свидетельством Записок на
острове Святой Елены, равно как и свидетельством доктора О'Меара,
Пеле де  ла-Лозер и Тибодо; но  у него была религия политическая.
Он говорил:

"Нет примеров, чтобы государство могло существовать без алтарей и
их служителей";  и этой-то политической  религии Наполеона должно
приписать ту речь к духовенству, которую мы сейчас привели.

Овладев  за  несколько   дней  Италией,  первый  консул  поспешил
возвратиться во Фрнацию, но прежде учредил Совет для приведения в
порядок управления Цизальпийской  республики и возобновил в Павии
университет.  Двадцать шестого  июня Бонапарт  приказал перенести
тело  Дезе  на  Сен-Бернар и  там  воздвигнуть  памятник в  честь
павшего  героя.  29-го  он   прибыл  в  Лион  и  привлек  к  себе
расположение   жителей   этого  торгового   и  обширного   города
повелением возобновить фасады Беллекурскои площади, и сам положил
первый камень сих работ.

Третьего июля,  то есть менее чем  через два месяца после отъезда
своего  из Парижа,  Наполеон возвратился туда,  увенчанный новыми
победными лаврами,  и был принят с  живым, единодушным восторгом.
Первым его делом  было наградить воинов, отличившихся храбростью.
Еще  при  открытии  кампании  он наименовал  неустрашимого  Латур
д'Овернья,  который не  хотел  никакого повышения  чином,  первым
гренадером  республики,  а   теперь  назначил  по  армии  большое
производство и многим раздал почетные листы.

Покуда первый  консул овладевал  за несколько дней  лучшей частью
Италии,  Брюн  и  Бернадот,  главнокомандующие  западной  армией,
умиротворили Бретань,  и по этому случаю  было решено праздновать
соединение  всех  французов.  Предписание  консулов  от  12  июня
назначило для  этого празднества день 14  июля и, чтобы торжество
было  полнее,  то  предписано  начать  в  этот  же  день,  как  в
департаментах, так  и на  Вандомской площади в  столице, закладку
колонн, воздвигаемых в честь и память павших на поле брани.