было следствием  нерасположения Бонапарта к некоторым публицистам
и метафизикам, которые осмелились было возвысить голос и порицать
его гражданские постановления.

К  тому же  времени  относится основание  первым консулом  весьма
значительных  учебных  заведений:  военной  специальной  школы  в
Фонтенбло и специальной школы художеств и ремесел в Компьене.

Успокоив отечество, Наполеон хотел принять на себя посредничество
в  распрях Гельветической  конфедерации. По  этому поводу  он дал
Швейцарии  новое уложение,  кончившее все споры  между старинными
кантонами.    Девятнадцать   областей,   имеющих    каждая   свою
конституцию,  составили, под верховным  покровительством Франции,
новую Гельвецию.

Первый консул  обратился в  ней с прокламацией,  к которой, между
прочим, было сказано:

"Нет ни  одного рассудительного  человека, который бы  не увидел,
что посредничество, которое я  принял на себя, есть для Гельвеции
благодеяние  того Провидения,  которое  посреди остальных  смут и
колебаний  всегда  хранило  существование  и независимость  вашей
нации, и что только  это посредничество остается вам единственным
средством сохранить то и другое".

Иностранные  кабинеты,  особенно лондонский,  не могли,  конечно,
равнодушно  смотреть  на развивающееся  могущество  Франции и  на
полновластие в ней Бонапарта.  Тори беспрестанно нападали на него
в своих газетах. Наполеон велел напечатать в "Мониторе":

"Часть английских журналистов  не перестает требовать войны... Их
негодование  возбуждается более  всего делами  Швейцарии, которые
благополучно приведены к окончанию..."

Официальная  нота к великобританскому  правительству оканчивалась
изъявлением желания  сохранить мир,  но и давала  разуметь, что в
случае  нужды Франция  готова  будет приняться  за оружие,  и что
угрозами  от нее  ничего  не получат.  За этой  нотой последовала
другая, которая заключалась следующими примечательными словами:

"Скорее  волны океана  подроют  скалу, которая  в течение  сорока
веков  противится  их усилиям,  чем  неприязненная партия  успеет
разжечь  войну и  все  ее ужасы  в  сердце Запада,  или, что  еще
невероятнее, заставить  хотя на одно  мгновение побледнеть звезду
французского народа".

Но  скоро  для первого  консула  наступило время,  когда ему  уже
нельзя  стало  довольствоваться  одной  полемикой  с  английскими
журналистами; и в "Мониторе" было напечатано:

"Газета     Times,  которая,   говорят,   состоит  под   надзором
министерства,    беспрерывно    восстает   против    французского
правительства... Она обвиняет его в поступках самых низких, самых
черных. Какая же ее цель?.. Кто подкупил ее?..

Другой журнал, издаваемый  эмигрантами, перещеголял в этом случае
Times, и осыпает нас ругательствами.

Одиннадцать прелатов собрались  в Лондоне и под председательством
арраского епископа бранят французское духовенство...

Множество   французов,   осужденных   за   разные   преступления,
совершенные уже после  заключения Амьенского трактата, нашли себе
убежище на острове Джерси...

Жорж, изобретатель адской машины, публично носит в столице Англии
красную ленту..."

После  таких  резких   обвинений  амьенскому  миру  было  мудрено
оставаться продолжительным.




                             ГЛАВА XIV

[Разрыв между Францией и Англией. Путешествие Бонапарта в Бельгию
    и   по  прибрежью.  Заговор  Пишегрю  и  Жоржа.  Смерть   герцога
    Энгиенского. Конец консульства.]

Единство Европы,  первоначально созданное христианской религией и
впоследствии утверждаемое покровительством политики, было жестоко
нарушено  французской революцией,  совершиться  которой позволило
Провидение, как бы нарочно  для того, чтобы впоследствии показать
народам, как страшно карает  оно народ преступный, поправший все,
что   есть   священного    на   земле.   Все   державы   праведно
неблагоприятствовали Франции,  но не пришло  еще время сокрушения
могущества  беззаконного,  и  рука  Божия  удерживала  еще  гром,
который предопределила кинуть на него рукой России, всегда верной
вере и царям своим.  Судьбы Вседержителя неисповедимы; но недаром
же  Провидение  избрало  народ,  верный  и  преданный  царю,  Для
наказания народа-цареубийцы!

В таком  положении дел  для Франции не могло  быть прочного мира.
Мирились  по  необходимости  -  и  только!  Когда  и  теперь,  по
прошествии  почти полустолетия,  каждый здравомыслящий  человек с
таким негодованием  смотрит на  французскую революцию, то  что же
было в 1803 году!

Послание   консулов   от   20   мая  1803   известило   сенат   и