Въехав на двор Тюильрийского замка, первый консул, сопровождаемый
Мюратом  и Ланном,  сделал смотр  войскам. Когда мимо  него стали
проходить церемониальным маршем 96-я, 43-я и 30-я полубригады, он
снял  шляпу  и  склонил   голову  в  знак  уважения  к  знаменам,
развевавшимся в стольких  сражениях. По окончании смотра Наполеон
вошел во дворец.

Остерегаясь,  однако  же,   слишком  явно  выказать  свои  тайные
намерения,  он захотел,  чтобы царственная  резиденция называлась
"дворцом   правительства",  и   чтобы   потешить  республиканцев,
наполнил этот дворец изображениями  на картинах и бюстами великих
людей  древности.   Между  прочим,  в  одной   из  галерей  новых
консульских апартаментов  поставлена картина  Давида Юний  Брут и
превосходный бюст Брута младшего, вывезенный из Италии.

Все эти  предосторожности обнаруживали стремление первого консула
к  единовластию  и  вместе  с  тем  доказывали,  что  он  глубоко
чувствует  свое положение.  Но предубеждение  к нему  народа было
невероятное; народ видел его консулом, потом увидел императором и
все-таки говорил: "Что Бонапарт ни делай, а в душе он демократ".

Улучшения в  управлении Францией, как те,  о которых мы уже имели
случай  сказать,  так  и  многие  другие,  начали  приводиться  в
действие  со времени  водворения  Наполеона в  Тюильри. В  это же
время печальное событие в  Америке, смерть Вашингтона, подало ему
повод  заслонить свои  замыслы поступком  в духе толпы;  он отдал
приказ по армии:

"Вашингтон  умер!..  Вследствие того   первый консул  приказывает
навязать на  десять дней  черный креп на  все знамена французских
войск".

В  тот же  день консулы  обнародовали результат  собрания голосов
нации о новом конституционном акте.

Из  числа  трех миллионов  двенадцати  тысяч пятьсот  шестидесяти
девяти человек,  имеющих право голоса,  тысяча пятьсот шестьдесят
два  отвергли,  а три  миллиона  одиннадцать  тысяч семь  человек
приняли конституцию.

Между тем правительство получило известия из армии, находящейся в
Египте.  Бумаги были  адресованы на  имя Директории, и  Клебер не
щадил  в них Бонапарта,  которого обвинял  в том, что  он покинул
армию в  крайне бедственном положении.  Первый консул, распечатав
эти бумаги,  счел себя  очень счастливым, что они  попались ему в
руки.  Но отвергая  личную месть  для общей пользы  отечества, он
отвечал  Клеберу  как  человек,  который умеет  управлять  собой.
Ответом  его  была  прокламация  к восточной  армии,  превосходно
написанная,  с целью  скрыть содержание донесений,  присланных из
Египта; вот эта прокламация:

"Воины!

Консулы республики не упускают из виду восточную армию.

Франция  знает  все  содействие  ваших  побед  восстановлению  ее
торговли и  распространению повсеместного просвещения. Вся Европа
смотрит на вас. Я часто мысленно переношусь к вам.

В какое  бы положение вы ни  были поставлены случайностями войны,
оставайтесь  всегда теми  же  воинами, какими  были при  Риволи и
Абукире, и вы будете непобедимы.

Имейте к Клеберу то неограниченное доверие, которое имели ко мне:
он его вполне заслуживает.

Воины,  помышляйте  о  том   дне,  когда  увенчанные  победой  вы
возвратитесь на свою святую родину; тот день будет днем славы для
целой Франции".

Между  тем Австрия,  оправившись  от уныния,  наведенного на  нее
столькими потерями  в достопамятные  итальянские кампании, охотно
вошла  в планы  лондонского кабинета,  неприятные для  Франции, и
отвергла  все   миролюбивые  предложения  Бонапарта.  Видя  такое
положение дел, первый консул начал с того, что приказал собраться
в  Дижоне резервной  армии  в шестьдесят  тысяч человек,  которую
вверил  начальству  Бертье,  а  на его  место  военным  министром
определил Карно. Но Наполеон  не замешкался и сам принять команду
над этим войском, из которого образовал новую итальянскую армию.

Отправившись из Парижа шестого мая, он пятнадцатого прибыл к горе
Сен-Бернар   и  за   три  дня   совершил  через   нее  переправу.
Семнадцатого мая  он из  главной своей квартиры  в Мартиньи писал
министру   внутренних  дел,   что  трудная   переправа  совершена
благополучно, и что к  двадцать первому числу вся армия ступит на
землю Италии.

"Гражданин министр,  - писал  он ему, -  я стою у  подножья Альп,
посередине Вале.

Дорога  через  Большой  Сен-Бернар  представляла нам  чрезвычайно
много затруднений при ее переходе; но войско мужественно победило
все препятствия. Треть артиллерии  уже перевезена в Италию; армия
быстро спускается  с горы;  Бертье в Пьемонте: через  три дня все
войска будут по ту сторону Альп".

И  все  исполнилось точно  так,  как предвидел  первый консул,  и
исполнилось быстро и в порядке.