тысячи трупов.

Вторая  неприятельская линия,  в пяти-  или шестистах  саженях от
первой,  занимает крепкую  позицию. В  этом месте  перешеек очень
узок,  тщательно   обведен  ретраншементом  и  прикрыт  тридцатью
канонерскими лодками; впереди этой позиции турки занимали селение
Абукир, которое  обвели высоким  валом и укрепили.  Генерал Мюрат
овладевает  Абукиром; генерал  Ланн идет  на левое  крыло турков;
генерал   Фюжиер,  в   сомкнутых  колоннах,  атакует   правое.  И
нападение,  и  оборона равно  упорны;  но неустрашимая  кавалерия
Мюрата решилась в этот день быть главным действующим оружием; она
нападает  на неприятеля  с его  левого фланга, заскакивает  в тыл
правого,   бьет  его   и  режет  беспощадно.   Гражданин  Бернар,
батальонный командир  шестьдесят девятой полубригады, и гражданин
Баиль,  капитан  гренадерской  роты  той же  полубригады,  первые
всходят на редут и этим покрывают себя славой.

Вся вторая  турецкая линия,  как и первая, положена  на месте или
утоплена.

У  неприятеля  остается  три  тысячи человек  резерва,  занявшего
Абукирскую крепость,  в четырехстах  саженях от их  второй линии;
генерал  Ланюс окружает  эту крепость;  ее бомбардируют  из шести
мортир.

Берег,  на который  в прошлом  году было выкинуто  столько трупов
англичан и французов, покрыт  теперь телами наших неприятелей: их
насчитано до  нескольких тысяч;  из всей этой армии  не спасся ни
один человек.

Мустафа, паша  Румелийский, главнокомандующий войска и двоюродный
брат  турецкого посланника в  Париже, взят  в плен со  всем своим
штабом: посылаю вам три его бунчуга...

Успехом этой битвы мы вообще обязаны генералу Мюрату: и прошу для
него чин дивизионного  генерала; его кавалерийская бригада делала
дела неимоверные...

Я подарил  генералу Бертье от имени  Директории кинжал прекрасной
работы  в  знак  благодарности   за  те  услуги,  которые  он  не
переставал оказывать на протяжении всей этой кампании..."

Бонапарт воспользовался  этим успехом, чтобы послать парламентера
к  английскому  адмиралу.   Тот  прислал  ему  номер  французской
франкфуртской  газеты от  10  июня 1799  года. Наполеон,  который
жаловался, что давным-давно не имеет никаких известий из Франции,
жадно  принялся за  чтение  листка. Он  увидел из  него печальное
положение дел республики и  поражение ее войск, которых в ту пору
бил Суворов  в Италии,  и вскричал: "Так и  есть! Предчувствие не
обмануло меня; Италия пропала!!!  Этакие негодяи! Все плоды наших
побед потеряны! Приходится мне ехать".

С этой  самой минуты  он решился возвратиться в  Европу и сообщил
свое  намерение  Бертье  и  адмиралу Гантому,  которому  поручено
приготовить два фрегата,  la Muiron и la Carrere, и два маленьких
судна,   la Revanche  и  la  Fortune,  для  перевозки во  Францию
главнокомандующего и его свиты.

Предстояло  доверить   руководство  армией  человеку  достойному.
Бонапарт мог  избрать только  или Дезе, или  Клебера. Желая взять
первого с  собой, он решился назначить  второго своим преемником,
несмотря на  то, что они  были между собой не  совсем в дружеских
отношениях, и письменно передал ему вручаемую власть.

Желала ли  Директория возвращения Бонапарта,  отъезд которого она
видела   с    таким   удовольствием?   Говорили,   что   Трельяр,
Ларевельер-Лепо и Баррас писали  Наполеону, и будто это-то письмо
и заставило его решиться оставить Египет. На этот счет существует
столько  разноречивых показаний,  что согласовать их  трудно; нам
кажется всего  вероятнее то, что Наполеон,  отказавшийся от своих
видов на  Восток неудачей сирийской кампании  и извещенный о ходе
Дел и  расположении умов  во Франции, предположил,  что наступило
уже  время  обнаружить свои  честолюбивые  виды  и обратиться  на
Запад.

Бонапарт отплыл  в конце августа и  взял с собой Бертье, Мармона,
Мюрата,  Ланна, Андреосси,  Монжа,  Бертолета и  некоторых других
особ и,  ускользнув от  Сиднея-Смита, вышел 6 октября  на берег в
Фрежюсе.

    -----------------------------------------------------------------
[1] Наполеон  присутствовал в доме шейха  Эль-Бекира на празднике
рождения  Магомета.  Он увидел  у  него  двух молодых  мамелюков,
Ибрагима и Рустана, и  выпросил их у шейха. Впрочем, на Бонапарте
не  было ни  чалмы, ни  другого какого-либо  знака магометанства.
Правда, он  приказал было сшить для  себя полный турецкий костюм,
но  просто из  одной  причуды и  для забавы  в кругу  людей самых
близких к  нему. Наполеон надевал его  только однажды, потому что
ему откровенно сказали, что он ему не к лицу.

[2]  Бонапарт велел  вырезать на  Помпеевой колонне  имена сорока
солдат, которые первыми умерли в Египте.

[3]  Наполеон  оставил в  Египте,  как и  в Европе,  неизгладимые
следы;  имя его  уважается  варварами, как  уважается и  народами
просвещенными.  Знаменитый  естествоиспытатель  Шамполион-Младший
которого смерть  так рано  похитила у наук  и друзей, рассказывал
нам, что в бытность  свою в Египте он посетил в Фиваиде одного из
беев,  и,  обедая  у  него,  счел приличным  выпить  за  здоровье
египетского наместника, в той уверенности, что хозяин не преминет